«С тех пор прошло три тыщи дней…»
С тех пор прошло три тыщи дней,
но вижу я доселе,
как меркло кружево огней,
как фонари висели, –
да, мне теперь еще видней
их давнее веселье!
И очи девочки вдали,
и школьные тетради,
и оклик: сердцу повели
замолкнуть, Бога ради!
И ледоколы-корабли
в гранитном Петрограде.
«Когда наступает усталость…»
Когда наступает усталость
и вечер не кажется ярок,
ты видишь, что в сердце осталась
лишь музыка дряхлых фанфарок.
Ты видишь похабный огарок
дешевенького стеарина,
и жесть ошалелых флюгарок,
и голос глухой окарины.
«Что мы с тобой унаследуем?..»
Что мы с тобой унаследуем?
Скрипки тугую струну.
Что мы с тобою исследуем?
Вкрадчивых рек глубину.
Что мы с тобой дегустируем?
Сладость секунд и цикут.
Где мы сокровища выроем
людям, что саваны шьют.
Тягостна участь художника, –
стать ли оленем погонь,
сбросить с немого треножника
вдумчивой страсти огонь?
Или в глаза твои милые
так до рассвета глядеть,
в слитую томною силою
звезд неприкаянных сеть?
Всё, что от века шумливого,
мы не заносим в тетрадь:
сумрака неприхотливого
любо страницы листать.
Любо дышать лотереями
дней, и тревог, и смертей,
темными стихотвореньями,
снами железных путей!
«Крысы бегут с корабля…»
Крысы бегут с корабля… Почему?
Их деликатность не знает предела.
Преотважные хитрые крысы бегут с корабля.
Правда, ведь лучше на твердой земле
или хотя б на кораллах атолла?
Солоны волны, жестокая школа, –
крысам-то лучше на суше, в тепле.
Право руля или лево руля,
есть ли в том принципиальность какая?
Нашей кичливости не потакая,
думные крысы бегут с корабля!
Вот рассудительности торжество,
рациональных начал испытанье!
Крысы бегут с корабля, – в чем тут тайна?
Крысы бегут с корабля, – отчего?
Лучше, конечно, в суглинке земном –
и не простудно, и, так сказать, суше!
Ну же, спасайтесь, крысиные души,
чтоб не очнуться вам в мире ином!
В полном сознанье пути своего
крысы бегут с корабля… Каково?!
Жалкие крысы бегут с корабля,
полнится сердце надеждой и страхом…
Лево руля или право руля?
Крысы… А впрочем, да ну их к монахам!
«Когда-то пароход пошел ко дну…»
Когда-то пароход пошел ко дну,
мы это на экране увидали, –
с тех пор колеса дней переломали
уж не одну вселенскую войну!
Но всё еще, когда приходит ночь,
вся в зелени луны и в лиственных скитаньях, –
от ледяной горы отплыть не может прочь
махина совести, обманутый Титаник.
Пиликает оркестр, и, вальсы громоздя,
уходит в толщу вод столетняя усталость.
Европа кончена. Ушла. И ни гвоздя
на глади океанской не осталось.
Но и теперь, в сырой ночи, когда
планета бьется в радиолитаньях,
идет ко дну сияющий Титаник,
и звездные мерцают повода.
Но и теперь, без маяков и вех,
переплывая темные потопы,
колышется ветшающий ковчег,
последняя соломинка Европы.
«Венгерских воителей латы…»
Венгерских воителей латы,
трезубец в нептуньей руке
и облик победы крылатой,
безглазой, летящей Нике.
Холодного мрамора комья,
каррарских карьеров излом, –
как пасмурно в призрачном доме,
как мглу разрезают крылом!
И в этой полночной беседе,
столь близкой к земному теплу,
легко ль безголовой победе
разить нелюдимую мглу?
«Водораздел, солнцеворот…»
Водораздел, солнцеворот,
преображенье небосвода,
души нежданная свобода
иль день, отвергший груз забот, –
водораздел, солнцеворот,
души нежданная свобода.
Освобожденье… Какова
твоя единственная жалость,
твоя весна, раденье, шалость,
зеленый голос естества?
Когда отрада у ворот
и в душу смотрит отблеск дела, –
водораздел, солнцеворот,
солнцеворот водораздела!
И снова – вечности полет,
и сызнова меня ведет
поэзия житья-бытья,
точь-в-точь как и во время оно,
в метаморфозах Бытия,
путем Овидия Назона.
«Кто любит просто так бродить…»
Кто любит просто так бродить
по этим плоским переулкам,
в стекле свой облик находить,
ловить свой шаг в асфальте гулком,
тот в суматохе городской
не одинок и не заброшен,
идет на рандеву с тоской,
как счетчик маленьких горошин.
Есть у любой людской души,
поверьте, свой особый тонус, –
душа моя, живи в глуши,
любя свою отъединенность .
«Овидий темных омутов виденья…»
Овидий темных омутов виденья,
деньгами неумытыми ведом,
ты мертвенно стучишься в каждый дом,
как человек в припадке снохожденья:
ты открываешь нам свои владенья,
седых страстей нетронутый содом,
но разве в этом сердце молодом
хоть волоконце просит снисхожденья.
Суровым будь. Упрямым будь. Сухим.
Немногословным витязем свободы.
Прими с отрадой эту схиму схим.