— Впервой.
— То-то и оно… Так ты помни: отвозить тебя в родилку некому.
Анна Семеновна забрала свои тетрадки и величественно выплыла из класса.
Муся снова принялась за мытье пола, но лишь нагнулась, как острая боль снова перепоясала ее.
— Началось. — пронеслось в мозгу Муси, — и корридора домыть не успею… спешить надо. До больницы-то километра три будет…
Милиционеру Хряпову оставалось ровно десять минут до смены. Дежурство прошло спокойно. Все в порядке — пьяных нет, как говорится. Хряпов окинул начальническим взором обе скрещивающиеся улицы.
— Ах, ты… Один валяется… под самую смену! Теперь волоки его в район, валандайся два часа…
Валявшийся под крыльцом пьяный, нарушивший все благополучие дежурства товарища Хряпова, при ближайшем рассмотрении оказался женщиной, уткнувшейся лицом в ступеньки и сотрясавшейся всем телом.
— Того лучше! Припадочная! Значит, везти нужно. А на чем?
Вокруг лежащей уже собирались любопытные.
— Пьяная, что ль? Али так, просто с голоду заслабела?
— Пьяная?! Не видишь, что ль, как ее карежит… Ясно-понятно — скорую помощь надо.
— Не больно она тебе скорая. Помереть разка два успеешь. В таком плане ее расстегнуть надо в первую очередь. Освободить дыхательность. Вы бы, гражданочки, занялись!
Две бабенки, принявшие на себя функции скорой помощи, перевернули больную вверх лицом и тотчас же установили безошибочный диагноз:
— Не видите, что ли? Родит она. Милиционер!
Принимай меры!
— А я вам кто? Акушор или хиниколог? Вот придет смена, тогда и за скорой помощью потопаю.
Пришлось бы новому гражданину социалистической родины узреть впервые эту родину из-под крыльца жактовского дома, если бы на его, а еще более на Мусино счастье, не проходила мимо машина с аэродрома. Сидевший в ней летчик оказался человеком отзывчивым. Он не только отвез Мусю в больницу, но всю дорогу заботливо поддерживал ее и успокоительно гладил по сбившимся волосам:
— Не бойся, не бойся, милая… дело обыкновенное…
Обыкновенным, очень обыкновениям было и все предшествовавшее появлению на свет нового подсоветского человека, которого Муся на следующий день впервые приложила к своей груди. Имени он еще не имел. Не имел и не мог иметь и отчества. Три цифры — 173 — порядковый номер рожденных в этом месяце, написанные химическим карандашом на крошечном лобике, составляли весь его паспорт.
— На тебя не похож, — заметила деловито осмотревшая новорожденного соседка Муси по койке, — в отца, что ли?
— Не знаю, — тихо ответила Муся.
Она на самом деле не знала. Ровно девять месяцев тому назад замужняя подружка Муси позвала ее к себе на новоселье. Счастливая была эта Томочка, Устроилась на все сто: мужа подцепила солидного, обстоятельного — завмагом служит; зарплата невелика, а все есть. Ну, и блат, конечно. Мировой муж, можно смело сказать. Вот и комнату с кухней получил, когда ответственные инженеры по углам треплются.
Новоселье справили на красоту. Нужные люди были. Ну, и выпито было порядочно. Всего хватало. Кто далеко жил — ночевать остался. Потушили свет, полегли на полу вповалку…
…Был ли то бухгалтер, завмагово начальство, или устроивший комнату инспектор жилуправления, или тот веселый, что на гитаре играл… Муся не знала, да и узнавать было незачем: бухгалтера посадили, инспектор на Камчатку завербовался, а гитарист… ищи ветра в поле!
Такова была обыкновенная, очень обыкновенная история, которую рассказала Муся своей соседке по койке.
А дальше пошло необыкновенное.
Через день в палату вошел стройный молодой летчик и прямо к Мусе. Поздоровался, ласково расспросил о здоровье, ловко поняньчил занумерованного младенца, даже поцеловал его, обещал навещать, щелкнул каблуками дорогих комсоставских сапог.
— Зовут-то вас как? — спросила на прощание Муся.
— Валей, — называя лишь имя (такова советская мода) отрекомендовался летчик, уходя.
— «Твой», что ли? — осведомилась соседка.
— Какое! — отмахнулась рукой Муся. — Это тот, что в родилку меня доставил. А мой-то…
— Смотри, девка, само к тебе счастье идет. Вот тебе и алименты готовые! Показывай на него. Присудят. Теперь насчет этого строго. Кто сумеет, так на одно дитю с трех отцов тянет.
А счастье, действительно необыкновенное счастье, само катилось на Мусю. Еще через день в палате появился шофер привезшей Мусю машины. Он положил в ноги Мусе огромный пакет и откозырял:
— От товарища Вересы! — снова козырнул и вышел, конфузливо отворачиваясь от кормящих грудью мамок.