— Что, черт возьми, происходит? — почти вопит Марк.
Я игнорирую бумагу и Марка и смотрю в глаза Генри.
— Да, я видел это и поэтому должен вернуться в школу. Они увидят ее и будут охотиться за ней.
Генри начинает двигаться по направлению ко мне. После его второго шага я поднимаю руку и останавливаю его, примерно в трех метрах от себя. Он пытается идти дальше, но я удерживаю его на месте.
— Мы должны убираться отсюда, Джон, — говорит он подавленным, почти умоляющим голосом.
Держа его на расстоянии, я иду в направлении моей комнаты. Он больше не пытается сдвинуться с места. Он ничего не говорит, стоит и смотрит на меня с болью во взгляде, взгляде, от которого мне становится так плохо, как никогда прежде. Мне приходится отвести глаза. Когда я подхожу к своей двери, наши взгляды снова встречаются. Его плечи ссутулились, руки висят, как будто он не знает, что ему с собой делать. Он просто смотрит на меня, и у него такой вид, будто он может расплакаться.
— Извини, — говорю я, получая тем самым фору, поворачиваюсь, бегу через свою комнату, хватаю из ящика комода нож, которым чистил рыбу, когда мы еще жили во Флориде, выпрыгиваю в окно и бегу в лес. Сзади я слышу лай Берни Косара — и больше ничего. Я пробегаю километра два и останавливаюсь на большой поляне, где мы с Сарой делали снежных ангелов. Наша поляна, как она ее называла. Поляна, на которой летом мы бы устраивали пикники. Боль у меня в груди при мысли, что меня здесь летом не будет, такая сильная, что я сгибаюсь и стискиваю зубы. Если бы я только мог ей позвонить и предупредить, чтобы она выбиралась из школы. Мой телефон и все, что я взял с собой в школу, осталось в шкафчике. Я уберегу ее от беды, потом вернусь к Генри, и мы с ним уедем.
Я поворачиваюсь и бегу к школе, бегу так быстро, как только позволяют мои легкие. Я прибегаю, когда со стоянки начинают уходить автобусы. Я наблюдаю за ними с опушки. Перед школой стоит Хоббс и вымеряет большой лист фанеры, чтобы закрыть окно, которое я разбил. Я замедляю дыхание, делаю все, чтобы прояснить свой ум. Я смотрю, как выезжают машины, пока их не остается совсем мало. Хоббс закрывает окно и уходит в школу. Интересно, предупредили ли его насчет меня, проинструктировали ли звонить в полицию, если он меня увидит. Я смотрю на свои часы. Хотя еще только 3:30, но кажется, что темнота наступила быстрее, чем обычно, это густая темнота, тяжелая, обволакивающая. На стоянке включились фонари, но и они кажутся тусклыми и какими-то недоделанными.
Я выхожу из леса, иду через бейсбольное поле и вхожу на стоянку. Здесь с десяток пустых машин. Дверь в школу уже заперта. Я берусь за ручку, закрываю глаза, фокусируясь на ней, и замок щелкает. Я вхожу внутрь и никого не вижу. В коридоре горит только половина ламп. Воздух тих и спокоен. Где-то я слышу звук полотерной машины.
Я сворачиваю в холл, и взгляду открывается дверь в фотолабораторию. Сара. До своего экзамена она собиралась проявлять фотографии. Проходя мимо своего шкафчика, я открываю его. Моего телефона здесь нет, шкафчик совсем пуст. Телефон кто-то взял, надеюсь, что Генри. По дороге до фотолаборатории я никого не встречаю. Где спортсмены, участники музыкальной группы, учителя, которые часто засиживаются допоздна, чтобы выставлять оценки или что они там еще делают? У меня появляются плохие предчувствия, и я боюсь, что с Сарой уже случилось что-то ужасное. Я прикладываю ухо к двери темной комнаты, но не слышу ничего, кроме жужжания полотерной машины, доносящегося откуда-то из дальней части коридора. Я делаю глубокий вдох и пробую открыть дверь. Она заперта. Я снова прикладываю к ней ухо и легко стучу. Никакого ответа, но я слышу какое-то легкое шуршание внутри. Я делаю глубокий вдох, с напряжением думаю о том, что могу найти внутри, и отпираю дверь.
В комнате темно. Я зажигаю свои ладони и провожу руками сначала в одну сторону, потом в другую. Я ничего не вижу и думаю, что в комнате пусто, но улавливаю в углу какое-то совсем легкое движение. Я нагибаюсь и вижу, что под стойкой прячется Сара. Я убавляю свет, чтобы она могла увидеть, что это я. Она выглядывает из тени, улыбается и вздыхает с облегчением.
— Они уже здесь, да?
— Если и нет, то скоро будут.
Я помогаю ей подняться с пола, она обнимает меня и сжимает так крепко, что, кажется, не собирается никогда отпускать.
— Я пришла сюда сразу после восьмого урока, и как только закончились занятия, из коридоров стали доноситься все эти странные шумы. И стало совсем темно, так что я заперлась, забралась под стойку и даже боялась пошевелиться. Я догадалась, что что-то не так, особенно после того, как услышала, что ты выпрыгнул из окна, и ты не отвечал на звонки.