Кем наша двинулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Корме родного корабля^
Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не р а б .у
И был отец он Ганнибала,
Пред кем, средь гибельных пучин,
Громада кораблей всплывала,
И пал впервые Наварил.“
Мало этого,'вскоре он ответил и Ува
рову одной из язвительнейших своих эпи
грамм, но все это не уменьшило, а, наобо
рот, увеличило число светских врагов
поэта.Хорошее отношение Государя к Пуш
кину возбуждало^зависть.’; Многие из со
временников не понимали всего величия
гения. Для них он'был «писака», ничем не
отличавшийся от Булгарина,, и только.
Жизнь Пушкина становилась все неспо
койнее и неспокойнее. Эта жизнь в свете
всегда была ему противна, но он должен
был волей-неволей вести ее, дабы не
лишить свою любимую жену ее развлече
ний. Эта жизнь отрывала поэта от работы.
Пушкин страдал невыносимо, и никто, да
же такое близкое существо, как Жена, не
понимали и не замечали этих страданий.
21
24.
Ф. В. Булгарин был враг Пушкина.
Не было злой сплетни, которую Булгарин
не распускал бы про него.
Пушкин ему мстил злыми эпиграмма
ми и четверостишьями:
На Ф. В. Булгарина
1.
Все говорят: он Вальтер Скотт,
Но я, поэт, не лицемерю:
Согласен я— он просто скот,
Но что он Вальтер Скотт— не верю.
2.
Фаддей роди Ивана,
Иван роди Петра—
От дедушки болвана
Какого ждать добра?
25.
„Пушнин и чернослив“ .
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может—лестная надежда!—
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!..
Пушкин.
Осенью 1828 года Пушкин гостил в
имении Вульфов—Малинниках. Слух о зна
22
менитом госте быстро облетел соседей, и
они заластили в Малинники. «Соседи ездят
смотреть на меня, как на собаку Мунито»,
—писал Пушкин Дельвигу. (Мунито—пес
Императора Николая Первого—славился
необычайной дрессировкой). — «На-днях
было сборище у одного соседа, я должен
был туда приехать»—продолжал Пушкин
в том-же письме.—«Балованные ребятиш
ки хотели непременно туда-же ехать. Мать
принесла им изюму и черносливу и дума
ла потихоньку от них убраться. Но Петр
Маркович Полторацкий, гостивший в это
время у нее в доме, неподалеку от Ма
линников, взбудоражил детей словами:
«Дети, дети! Мать вас обманывает — не
ешьте черносливу, поезжайте с нею. Там
будет Пушкин—он весь сахарный, а зад
его яблочный; его разрежут, и всем вам
будет по кусочку.“ Дети разревелись: «Не
хотим черносливу,, хотим Пушкина!» Не
чего делать—их повезли к соседям, куда
приехал и Пушкин. «И они сбежались ко
мне, облизываясь»,—писал Пушкин,—-«но
увидев, что я не сахарный, а кожаный,—
совсем опешили»,
Прошло более ста лет. Времена пе
ременились. Россия стала Совдепией. Но
большевики сочинили тысячу легенд, что
23
Пушкин—«их поэт». Забыли, что он дво
рянин, помещик и аристократ. Раз ге-
НИЙ...О, конечно,—их. Но как отпраздновать,
чем ознаменовать? Покуда-же делали весь
1936 год в память Пушкина пряники,“«Мя
со с огурцом—Пушкин» и другие кули
нарные блюда. История же с черносливом
теперь повторилась... Но совершенно наиз
нанку. Мальчик в лавке на предложение
взять «пряник Пушкин», громко заявил:
«Мама, не хочу Пушкина, а хочу черно
слива. Чернослив вкусный, он в шоколаде,
а в Пушкине вкуса никакого, нет».
Жизнь в столице Пушкина не удо
влетворяла, и его тянуло в деревню к при
роде, к уединению и покою. Осенью 1826
года Пушкин поехал к Вульфам в Малин
ники. Здесь он много работал, закончил
седьмую главу «Евгения Онегина», но w
много развлекался и ухаживал за барыш
нями. Письма его из Малинников полны
беззаботной веселости, одно свое письмо
он подписывает: „Тверской Ловелас“.
„Здесь очень много хорошеньких дев-
ченок, и я вожусь с ними платонически,
и оттого толстею и поправляюсь в моем
здоровьи... Здесь мне очень весело, ибо я
деревенскую жизнь очень люблю. Здесь
думают, что я приехал набирать строфу
24
в Онегина, а я езжу на пароме, играю в
вист по восьми гривен роббрр и таким об
разом прилепляюсь к прелестям доброде
тели и гнушаюсь сетей порока“...
Его веселый припев в то время:
Хоть малиной не корми,
Да в Малинники возьми.
Жизнь в деревне среди друзей под
бодрила поэта, но не надолг^: Бенкендорф
не прекращал своих придирок.
26.
В 1833 году »приятель поэта П. Н. На
щокин приехал в -Петербург и остановил
ся в гостинице.
Это было 29 июня, в день Петра и
Павла. Съехалось несколько знакомых, в
том числе и Пушкин. Общая радость, ве
селый говор,|шутки, воспоминания о прош
лом, хохот. Между тем, со двора, куда
номер выходил окнами, раздавался еще
более громкий хохот и крик. Это шумели
каменщики, которые сидели на кирпичах
около ведра'водкиг и деревянной чашки с
закускою. Больше всех горланил какой-то
мужик с рыжими волосами,
Пушкин подошел к окну,
прилег
грудью на подоконник, сразу.заметил кри
куна и сказал приятелям: «Тот, рыжий,
25
должно-быть именинник*1, и крикнул, об
ращаясь к недау:
— Петр!
— Что, барин?
— С Ангелом!
— Спасибо, господин.
— Павел!—крикнул Пушкин опять, и,
обернувшись в комнату, прибавил:—В та
кой куче и Павел найдется.
— Павел ушел.
— Куда? Зачем?
— В кабак... Все выпили. Да, постой,
барин, скажи: почем ты меня знаешь?
— Я и старушку—матушку твою знаю.
— Ой?