- А каким образом попал ты ко мне?
- Я дал сторожившему тебя Стиру золотую цепь.
- Покажи сотню золотых цепей, и все крепости откроют перед тобой ворота свои. Ибо, что такое власть без богатства? Ладно, я отдам тебе Андалу, если ты поклянешься в том, что будешь помнить: в тебе течёт кровь не только великанов, но и кровь карлов, которая отозвалась во мне и вызвала все мои несчастья.
Даго почувствовал, как обожгло его холодом. Так значит правда то, что кровь карлов делает человека малым, а кровь великанов - великим! Так как же мог он быть уверенным, что отцом его был великан Боза? А вдруг в нем тоже отзовется когда-нибудь кровь карлов, и превратится он в малого человечка.
- Княже, - еле промолвил он шепотом, дрожащими от страха губами. - Я совершил уже много сверхчеловеческих деяний, чтобы доказать самому себе, что во мне течёт кровь великанов. Я создам великое, по великанским меркам, творение и не допущу того, чтобы пришла ко мне слабость, родящаяся из крови карлов.
Задумался Пепельноволосый, а потом спросил:
- Как называешь ты то великое, что мечтаешь создать?
- Державой.
- А что такое держава? Разве не создаётся оно затем, чтобы защищать слабого перед сильным?
- Правильно, господин мой. Но для того, чтобы держава была, необходимы и налоги, и дани, и тяготы. Могущество своей державы должны нести на своих плечах её подданые.
- Выходит, что ты желаешь отобрать у народа его свободу? Хочешь уничтожить сделанное мною?
- Я не знаю, что такое свобода, княже. То, что предложил народу ты это самоволье. Нелюбы Пепельноволосые начали укрощать людское самоволье и приучать людей жить в государстве, в державе. Ты же, господин, выпустил прирученных зверей на лужок, а они уже разучились пастись сами. Ты захотел разделить эту самую свободу среди всего народа, а она уже была захвачена, только не народом, а богатеями. Я же знаю, княже, что следует укротить самоволье как богатеев, так и народа. Если и существует нечто такое, как воля и свобода, то её нельзя разделять между всеми, ибо ее всегда не хватает. Даже самовластец не бывает свободным, ибо его держат в узах заботы его государства. Потому не бывает никогда неограниченной власти, неограниченным может быть только самоволье.
На лице Пепельноволосого появилось сомнение. Он не мог управлять языком собственных рук, которые опирал он на стол, слегка шевеля пальцами, что означало: он уже готов снять с головы Священную Андалу и отдать её Даго, вот только что-то удерживает его. И тогда Даго сказал:
- Свободы, княже, на свете столько, сколько каждый человек носит в себе, а может, и еще меньше. Я могу предложить тебе свободы лишь столько, сколько возьмёшь ты в собственный руки и уйдёшь отсюда в неведомое. Возьми её, господин мой, пока еще есть время, потому что завтра может случиться так, ты не получишь не только эту самую малую щепоть, но и жизнь потеряешь.
После этих слов Пепельноволосый снял с головы своей кожаную повязку, положил её на столе и подтолкнул к Даго. А тот одел её на свои белые волосы, и все внезапно увидели, как тусклый камень на ремешке вспыхнул солнечным блеском. Даго поднялся и повернулся к Зифике и Хериму. Камень на лбу у него сиял так сильно, что им даже пришлось прищуриться, и, видя перед собою повелителя, опустились они невольно на колени.
- О Пестователь, господин мой и повелитель, носящий Священную Андалу, - сказала Зифика. - Окажи нам помощь в сражении против мардов. За это ты получишь целый воз золота.
Херим же только бормотал, вспоминая какие-то латинские фразы о святости власти. Даго же обратился к князю:
- Готовься в дорогу, княже. Скоро тебя ждёт свобода.
Потом он кивнул Зифике с Херимом и вышел из комнатки Пепельноволосого. Херим поспешно сорвал золотую цепь с шеи убитого Стира.
Они вышли наружу. Пять норманнов играли в кости, присев на землю в тени башни.
- Их надо убить, - приказал Даго Авданцу и вынул свой Тирфинг из ножен. И сразу же после того два норманнских панциря были разбиты Авданцевым молотом, Тирфинг отрубил голову третьему норманну, Зифика подстрелила двух лучников на валах острова. Остальные воины бросились бежать через мост, но за ними никто не стал гнаться, так как Даго знал, что по дороге на Гнездо ждут Палука и Куи.
Невольники спустили на воду большую долблёнку. Туда же опустили и мешки с запасами: лепёшками и просом. Из башни спустился Пепельноволосый с двумя своими наложницами. Тогда Даго приказал закрыть невольников по домам, когда же солнце стало клониться к закату, указал Пепельноволосому на лодку.
- И ты, господин, запросто отпускаешь его? - изумился Херим. - Ведь всякий оставшийся на свободе повелитель станет для тебя большой опасностью.
- Замолкни! - чуть ли не рыкнул на него Авданец. - Замолчи, ибо ты здесь чужой и не знаешь наших древних законов. Нельзя надеть Священную Андалу на голову, если пролита хотя бы капля правителевой крови. Знаешь ли ты, что случается, если начинает править самозванец? Всё вокруг усыхает, урожаи становятся ничтожными, скот не плодится, а люди заболевают.
Даго внимательно поглядел на Авданца. Кузнецы не только чарами занимались, но и хранили старинные законы. Неужто в Авданце тоже текло немного крови спалов, которые сами, как уверяла в том Зелы, имели в себе кровь исчезнувшего народа кельтов, потому-то и были они светлокожими и светловолосыми. Сам Авданец был темноволосым и кудрявым. но ему было ведомо древнее кельтское право. Ведь это именно кельты когда-то подняли с земли частичку Солнца и сдедали из него Андалу, прежде чем исчезнуть во мраке истории, а точнее - о чем узнал он от ромеев - уйти на запад и на север.
Месяц взошел рано, и по озеру разошлась полоса его желтоватого сияния. По этой полосе и уплыл Пепельноволосый со своими двумя наложницами, бронзовыми брусками и тремя готскими монетами. Долго еще следил Даго за лодкой на озере, долго еще слышал он плеск весел в трясущихся княжеских руках. Когда же затихло всё, выпустил он невольников из их домов и вскочил на своего белого жеребца. То же самое сделали Зифика, Херим и Авданец.
Более чем через тысячу лет поэт вспомнил Пепельноволосого и посвятил ему песнь, воздающую хвалу и ему:
...С тех пор исчезнувшему,
В казне имевшему три готские монеты
И несколько брусков из бронзы, что ушел
Куда, неведомо...
- А что же стало с Пепельноволосым? - осмелился спросить кто-то из слуг-невольников.
Даго улыбнулся. Впервые за много дней.
- Скажите народу... - начал он, подумал и быстро добавил: - Передайте народу... что Попела съели мыши.
Он чмокнул коню и первым помчался через мост. За ним с громким стуком копыт по бревнам галопом пролетели его товарищи, и грохот этот казался невольникам громом удалявшейся бури.
Авданец приблизился к Даго и спросил его шепотом:
- А лесткам, господин мой, ты тоже расскажешь, что отпустил князя?
- Андала - это знак власти Пестователя, Авданец. Попела же съели мыши. Лестки ненавидят князей и любят свободу. Здесь не будет князей - только пестователи. Проси у богов, Авданец, чтобы дочь твоя успешно родила. Ибо тогда и твой, и мой роды будут кровно соединены меж собою.
И тогда пришла к Авданцу мысль, которая разъяснила темноту в голове его, как факел разгоняет мрак в помещении:
- Никогда не станем мы драться на молотах, Пестователь. Позволь мне поцеловать край белого твоего плаща. Теперь-то понял я тебя и возлюбил всем сердцем. Завтра я прикажу нести за собою флажок с белой птицей. Пепельноволосого съели мыши, ты же. повелитель, превратишь мышей в волков, затем в рабочих волов, в воинов и в тысячи копий.
- Пускай же так и станет, - сказал Даго и подал Авданцу для поцелуя край белого своего плаща.
А через несколько лет Херим записал в своей хронике жизни Даго:
"И так вот князь Голуб Пепельноволосый, в котором по матери текла кровь людей малых, утратил способность сохранить власть, и держава его распалась на три части. Именно тогда-то Пепельноволосый, не видя пути спасения для страны и народа, добровольно передал Священную Андалу юному Господину Даго Пестователю, в котором по отцу текла кровь великанов. С тех пор Пестователь носил на белых волосах своих повязку со священным камнем, а ради возвышения величия своего вынул из вьюков великолепные одежды: кожаные штаны, кожаный кафтан, длинные сапоги из красной вавилонской кожи, позолоченный панцирь и, по королевскому обычаю, стал носить и белый разрезной плащ, скрепленный на правом плече драгоценной фибулой. Свой зачарованный меч носил он на перевязи, переброшенной через плечо, но имелся у него и спадающий на бедро белый пояс. И одетый таким вот образом всегда держал он при себе воина, что носил копьё с флажком, на котором был белый орёл - знак свободы. Ибо превыше всего Пестователь возлюбил свободу народную."