Зелы выкупала мальчика в огромной деревянной кадке с теплой водой, куда насыпала много пахучего зелья. После купания она занесла его к себе в дом и положила на громадной кровати, покрытой медвежьими и овечьими шкурами. Этой же ночью узнал он, почему говорили, будто она поедает маленьких мальчиков, и лакомейшим кусочком для нее является мальчишеский отросточек. Раздевшись донага, она призналась ему:
- Я занимаюсь любовью только лишь с маленькими мальчиками. Ведь нет для меня великана. Обычный мужчина не может дать мне удовольствия. Впрочем нет, был такой, что пробовал дать мне наслаждение. Но когда он сделал это, я так забылась, что в любовном объятии раздавила ему грудь, и он умер на моем лоне, выхаркивая кровь из уст. Знаю, что могла бы полюбить его, но сама же убила его своей любовью. И потому с тех пор лишь маленькие мальчики доставляют мне удовольствие.
Она положила сына Бозы рядом со своим лицом и долго сосала мужское его отличие. Губы у Зелы были влажные и теплые, их действие довольно-таки понравилось сыну Бозы. Вот почему заснул он глубоким и счастливым сном, с чувством безопасности и огромной любви к этой громадной женщине. И хотя потом было у него множество женщин, но лишь одну только Зелы любил он по-настоящему и всю свою жизнь вспоминал о ней с большой нежностью.
Г Л А В А Т Р Е Т Ь Я
Х Е Р И М
На закате Даго услыхал доносящиеся по воде с юга людские голоса и лай собак, ему даже показалось, будто у самого берега по головному течению реки он замечает отблески огня. Так что, как он и ожидал, поблизости должна была находиться переправа через Вядую, а рядом с нею какое-то городище или селение. Он спутал троих своих лошадей покрепче, спрятал вьюки возле поляны и направился пешком, чтобы оглядеться по округе. Долго идти не пришлось, когда в свете луны увидал он невысокий защитный вал и несколько прижавшихся к кремлю домишек. Вершина вала была размыта дождями, а это говорило о том, что здешние обитатели давно уже ни с кем не воевали. Жили они, скорее всего, с проездного, которое собирали, переправляя купцов и путников на другую сторону реки, о чем свидетельствовали вытянутые на берег большие лодки-долбленки и привязанные к вербам над рекой плоты из бревен. Если бы здешние жители были воинственными, купцы стали бы искать других путей, и местные потеряли бы свои доходы. Даго подумал, что безопаснее всего подойти к селению завтра и предложить, чтобы его переправили на другой берег. Граф Даго хорошо знал обычаи народов, проживающих на берегах реки Альбис не только потому, что и сам был родом с востока, из заречья Вядуи, но и много читал о них, и с многими посланными в эти края шпионами при дворе Людовика Тевтонского беседовал. Могущественным был еще тогда король Людовик, хотя после неудачного похода на запад, против Карла Лысого, уважение к нему со стороны воинов несколько пошатнулось. Но он все-таки восстановил свою власть над Восточной Маркой и всеми землями до самой реки Инны, которые обманом отобрал у него восставший против собственного отца первородный сын, маркграф Шарлемань, вступивший в союз с князем Великой Моравы, Ростиславом. Как в тюрьме посадил король Шарлеманя в замке города Регенсбурга. Другом и поверенным Шарлеманя оставался один только молодой граф Даго, что прибыл к франкам в посольской свите от Цесаря ромеев. Одному лишь Даго в тайне признался бунтарь о пылающем в груди желании отомстить отцу, чтобы захватить власть, даже о том, чтобы забрать у отца корону сначала королевскую, а потом и императорскую. Даго шепнул об этом ромейскому послу Мелейносу, а тот направо и налево рассыпал золотые солиды тевтонским графам и баронам, чтобы добыть сторонников Шарлеманю и сделать возможным новый мятеж. Но случилось так, что Людовик Тевтонский оказался более искусным в интригах; он заключил союз с болгарами и вместе с ними ударил на Великую Мораву, победил и покорил Ростислава, захватив его владения под свою руку. Так что неоткуда было Шарлеманю ожидать поддержки для своего бунта, но огонь в его груди продолжал тлеть, да и Мелейнос золотом его подкармливал, поскольку не без причины ромеи посылали своих монахов на Великую Мораву, дабы ослабить влияние Ромы и сдержать нашествие франков на восток. Для величайших дел, казалось, создан был Главный Конюший императора ромеев, Василий из Македонии. Он поверил, что к востоку от Вядуи Даго создаст обещанное, разбудит спящего великана, объединит различные народы, создаст собственное королевство, а уж потом, возможно, станет даже угрозой для фпанков. Только вот меж землями, где хотел править Даго, то есть между реками Альбис и Вядуей - проживало множество склавинских народов, за которыми внимательно следили и франки. Настоятель монастыря в Фульде, Рабан Маурус, прочел для Даго о множестве событий, описанных в Фульдских Хрониках. Из них следовало, что за рекой Альбис проживали: вонгры, хижане, линяне, чрезпеняне, рароги. спревяне, бытники, украиняне, дошане, речане, березане, стодоры, называемые еще и гоболанами, доленжане, редары, моречане и раны, которых называли еще и руянами. Но самыми могучими среди них были все же живущие на севере, у Свебского моря, ободриты; чуть пониже них, к югу, жили лютичи, прозываемые еще велетами или волками, а уж совсем на юге - сорбы. Из всех этих народов раньше всего свой племенной союз создали ободриты, избрав среди сильных своих главного вождя, как бы великого князя. Их племенная держава носила военный характер, так как народ этот жил в основном войною, военной добычей богатели их главенствующие, неустанно подстрекаемые к грабительским войнам соседствующими с ними ютами.
Как можно было прочесть в Annales regni frankorum (Анналах франкских королей), когда мажордом при меровингском дворе, Пипин, по прозвищу Короткий, лишил власти последнего Меровинга, Хильдерика III и папа Стефан II - а точнее, Стефан III, поскольку настоящий Стефан II восседал на своем престоле всего лишь четыре дня, пока его не отравили - дал ему и членам его семьи королевское помазание, франки установили дружеские отношения с ободритами, которые помогли Пипину в войне с кровожадными саксами. Подобное произошло и во времена могущественного Карла, сына Пипина. Объединяя франкскую державу, он разбил западных саксов, называемых еще и вестфалами, хотя и не изничтожил до остатка их сил. Поднявших против него мятеж король смог разгромить лишь с помощью предателя Видукинда и ободритов, он же кроваво подавил восстание саксов и переселил их на левый берег Рейна, на правом поселяя франков. Во времена Карлового сына, Людовика Набожного, ободриты отказали франкам в помощи и по науськиванию Генриха, короля ютов, стали вместе с аскоманнами нападать на франконские земли, чтобы добывать для себя добычу. Военные походы Людовика Набожного против своенравных ободритов не принесли ему решающей победы. Раз за разом, как сообщали "Фульдские Хроники", ободриты с аскоманнами нападали на приморские владения франков.
Подобно ободритам свой племенной союз, нечто вроде племенной державы, создали позднее и лютичи, называемые велетами или волками, а так же сорбы, хотя и ненадолго. Хроники упоминали князя сорбов, некоего Мильдуха, а также князя гломачей по имени Семиль, которому пришлось покориться перед франками и отдать им в залог двух своих сыновей. В летописях вспоминалось и про князя коледиченов - он был разгромлен и убит саксами. Один лишь Моймир смог создать собственную державу, состоявшую из склавинских народов, проживающих у истоков рек Альбис и Истр, но и он тоже пребывал в зависимости от франков. Подобно франкам ободриты попытались завести себе одного бога с четырьмя ипостасями, объединявшего в себе богов четырех самых могущественных племен. Только это не сильно им помогло, поскольку культ четырехликого бога принялся не везде. Более того, они сами выбирали для себя предводителя, ограничивая его власть общевойсковым вечем. Если повелитель им не нравился или же правил не по их мысли, они призывали к императорам франков, чтобы те разрешали споры меж воинами, можными и правителем. Франки охотно соглашались на это, поскольку таким образом влияли на дела склавинов и каким-то образом управляли их поступками. Так что, по сути своей, не было еще у ободритов, а так же лютичей, которых называли велетами, волками, а еще хавелянами, сознания новой эпохи. Потому-то и не воспользовались они замешательством, что воцарилось в восточной франкской державе при Людовике Набожном, и не создали своего, совершенно независимого государства. Они довольствовались временной независимостью - не заглядывая в будущее - и, по сути, если бы не соседствующие с ними аскоманны, вечно подстрекавшие их к войне, сами бы никогда не предприняли наступательных действий.