Через неделю после прибытия в Византион, Василий пригласил Даго на пир, который давала его жена, Эвдокия Ингерина. Никогда Даго не видал настолько красивой женщины; ему казалось, будто сотни прелестных женщин отдали свою красоту ей одной, сотни других отдали ей свой голос, а сотни следующих - свою привлекательность и мудрость. Она догадывалась, что Василию для чего-то нужен этот юноша с почти белыми волосами и потому с улыбкой подавала ему наполненные вином кубки, а затем через Василия, служившего ей переводчиком, пообещала Даго сделать его счастливым. Уже на следующую ночь она прислала Даго красивую чернокожую невольницу, затем женщину с желтой кожей и узкими раскосыми глазами, щебечущую будто птичка; впоследствии получал он гречанок и ромейских женщин. Так что, благодаря Эвдоксии, Даго понял, какую необыкновенную радость может дать совместная жизнь с женщиной, познавшей искусство самых изысканных ласк. Ибо, хотя и ему, благодаря Зелы, не были чуждыми любовная игра и язык тела, сейчас повстречал он женщин, превосходивших его как в игре, так и понимании телесного языка. До сих пор Даго знал, что это мужчина был обязан собственным искусством вести себя и женщину на священную вершину наслаждения и, по мере собственного умения, продлить там совместное пребывание. Женщины, которых присылала ему Эвдоксия. давали ему возможность вести себя туда без трудностей, иногда же так долго, что из него уходили всяческие силы. И вот тогда-то они - как будто новые силы взялись ниоткуда - начинали перенимать роль мужчины, садясь на него верхом и зажимая его соски своими большими грудями, легонько покусывая его шею, губы и веки, а после того могли они удивительнейшим образом так двигать своим нутром, что у него появлялось чувство, будто член его посасывают и сжимают, после чего мужская сила вновь возвращалась к нему. Но они не передавали ему собственного перевеса в любви, но, сидя на нем, медленно и тихонько раскачивались, а затем все быстрее и быстрее, пока вновь не испытывал он нового момента экстаза, хотя перед тем считал себя уже ни на что не способным. Вот почему с тех пор, в течение всей своей жизни Даго тосковал по тем женщинам, которые одними лишь прикосновениями пальцев рождали любовное возбуждение и могли довести до экстаза. До самой своей смерти носил он в памяти запах их волос, их тела, их умение поцелуев.
Где-то через полгода от назначенного Василием учителя в искусстве правления людьми - грека, владевшего языком склавинов, который заставлял заучивать "Книгу Громов и Молний" напамять, а еще историю всех на свете народов - Даго узнал, что Эвдоксия Ингерина когда-то была любовницей молодого Михаила III. Тогда державой правила императрица Теодора. После смерти своего мужа Теофила, когда Михаилу было всего лишь три года, она заняла от его имени трон совместно с Михаиловой самой старшей сестрой, Теклой. Её изображения и портрет маленького Михаила Даго видал на монетах тех времён. Главным своим советником императрица Теодора избрала своего любовника Теокистоса, способного полководца и политика. Тот отодвинул от участия в правлении не менее способного брата Теодоры, Бардаса. Тем временем Михаил подрос, только его мать и всемогущий Теокистос и не думали передавать ему бразды правления. Они установили тщательнейший надзор за жизнью и всяческими начинаниями Михаила, разлучили его с его очень умной любовницей, Эвдоксией Ингериной, и заставили его жениться на глупой Эвдоксии Декаполите. Но Михаилу удалось в строжайшей тайне связаться со своим дядей Бардасом, а затем, пригласив Теокистоса на пир, он приказал его убить. Потом уже, вместе с Бардасом, они заставили Теодору отречься от трона, Теклу постригли в монастырь вместе с остальными Михаиловыми сестрами, а впоследствии туда же сослали и саму Теодору. Так Михаил III стал самодержцем, а когда познакомился с Василием и всем сердцем полюбил его, то именно ему отдал в жены бывшую свою любовницу, Эвдоксию Ингерину.
- Чему же учит "Книга Громов и Молний"? - спрашивал у Даго учитель-грек.
- Она учит, - отвечал тот, - что недостаточно быть законным наследником, чтобы вступить на трон. Помехой может стать собственная сестра, мать или же кто-либо из братьев. На трон всегда вступаешь через чей-нибудь труп.
Первые полгода с градом Константина Великого, настолько громадным, что даже за день на коне не объехать, Даго знакомился только лишь по ночам. Великий Конюший, человек необыкновенной силы и храбрости, любил опасности и приключения. Иногда, когда наступала ночь, он и Даго, закутавшись в черные плащи, выходили в город, чаще всего в район Колоннады Домниноса и Терм Дагистеса или же на одну из великолепных прямых улиц, называемых Месе, где под покровом темноты ошивались банды молодых людей, чаще всего из богатых семейств. Они отличались своими одеждами и прическами, которые сами называли гуннскими, цеплялись к прохожим, нападали на людей, выходивших из пивных или же из домов свиданий, а то и на дома богатых купцов. Вот с этими как раз бандами Василий с Даго и ввязывались в драки. И не было такой ночи, чтобы Тирфинг не отрубил чьей-нибудь головы, а дамасский меч Василия не пронзал чью-то грудь. После этого они возвращались во дворец, радуясь приключению, опасности и хорошей драке. Забрызганные кровью садились они в покоях Василия и пировали до утра.
Но потом учитель искусству правления людьми, тот самый грек, что разговаривал по-склавински, провел Даго по всему городу ромеев. Юноша узнал, что громадную площадь полуострова отрезали от материка необыкновенно длинные и высокие Стены Феодосия, тянущиеся от семибашенного замка над морем Мармара до замка Блахерном над Золотым Рогом, меньшую часть полуострова же защищали Стены Константина. Огромное пространство между стенами оставалось незаселенным и незастроенным, именно здесь в случае нашествия неприятеля должны были прятаться люди с территорий, захваченных войной, прежде всего - из Тракии. На стенах были установлены световые сигналы, принимавшие с помощью видных издалека огненных вспышек зашифрованные сведения о передвижениях вражеских войск даже на самых дальних окраинах империи. Шпионы ромеев неустанно следили за перемещениями флота муслиминов, и когда тот, хоть ненадолго, избирал своей целью город Бизиса, сотни кораблей тут же прятались в портах Золотого Рога, а затем через весь пролив протягивали железную цепь, не дававшую врагам прохода. Навстречу вражескому флоту выплывала всегда готовая к бою громада боевых ромейских кораблей.
Чем ближе к морю Мармара и бухте Золотого Рога, тем больше можно было видеть домов и ремесленных мастерских, храмов и дворцов. Улицы, как правило, были узкими, не превышающими в ширину четырёх шагов взрослого мужчины. Но впечатление пространства давали взамен улицы, называемые Месе, широченные, с колоннадами портиков по обеим сторонам, с сотнями мастерских и купеческих лавок, помещенных под портиками. Чем ближе к берегу, тем застройка становилась плотнее, деревянные доходные дома становились всё выше, достигая иногда нескольких этажей. Как правило, их строили без всякого фундамента, совсем не так как каменные дворцы и церкви, поэтому во время частых здесь землетрясений они легко разваливались, а сохранившиеся остатки служили строительным материалом для новых домов. Эти же деревянные дома легко становились добычей огня, так как в холодное время года они обогревались печками и жаровнями с тлеющими углями.