— Теперь мы стали братьями, ибо, как учит искусство чар, в нас теперь общая кровь. Впрочем, я и без того чувствую, что люблю тебя будто родного брата, — торжественно провозгласил Даго.
— И я люблю тебя как родного брата, — сказал Карломан.
Через три дня Людовик Тевтонский призвал Даго к себе.
— Я знаю, граф, что имение Нибелунгов запущено, а замок следует обновить. Только война и военная добыча помогут нам стать богатыми. Я решил объявить поход против ободритов. Командование я доверил графу Фредегару, дав ему три сотни пеших и конных воинов. Ты дважды был в Фульде, чтобы познакомиться с обычаями ободритов, посему в походе станешь служить ему советом и помощью.
В средине месяца маиюс Даго с графом Фредегаром и тремя сотнями воинов отправились к реке Альбис. К концу месяца им удалось преодолеть течение на плотах из древесных стволов, и вошли они в край склавинов, удивляясь, что нигде не встречают какого-либо сопротивления. Не знал Фредегар, что склавины редко когда становятся лицом к лицу с противником, сражаясь чаще всего обманно, из-за укрытия. Один лишь Даго предчувствовал, что как только углубятся они в преграждавшие им путь распадки и овраги, тут же и нападут на них ободриты.
Наступил третий день месяца, называемого франками юниусом, а склавинами — червенем. Фредегар позволил разбить лагерь на большой лесной поляне. Для графа и для Даго были поставлены шатры, воины же спали у костров или на повозках с провиантом и оружием.
К вечеру в лагерь прибыли двое конных, скорее всего, посланники от короля Людовика, так как Фредегар тут же зазвал их к себе в шатер и долго там с ними беседовал. Среди ночи один из этих вновь прибывших неожиданно появился в шатре Даго.
Было темно. Даго спешно высек огонь и зажег свечу. Несмотря на одежду воина. он сразу же понял, что перед ним женщина. Та положила ему палец на уста.
— Меня зовут Рыхильда, я монашенка из монастыря Альбегунды, — шепнула она. — Тебе, граф, я приношу поздравления от нее и свое тело, ибо госпожа моя желает, чтобы, обладая мною, ты, как бы, любил и обладал ею.
— Привезла ли ты какие-нибудь новости? — спросил Даго.
— Да. Твой приятель Мелейнос погиб от случайной стрелы на совместной охоте с маркграфом Радбодом, графом Теодориком и мажордомом Мегинфридом…
Она задула свечу и начала снимать с себя кольчугу, кафтан и сапоги. Раздевшись донага, легла она на овечьей шкуре, которую расстилал для себя Даго. Тело женщины виделось ему в темноте белым пятном. Он буквально затрясся от вожделения, так как уже много дней не было у него женщины. Он быстро разделся и лег рядом с монашенкой, желая без промедления войти в нее, но та отодвинулась от него.
— Погоди, граф. Моя госпожа прислала тебе баклажку вина. Если выпьешь его, не станешь помнить, что обладаешь мною, так как лишь она будет в мыслях твоих.
Не знала она, что Даго с самого детства не принимал из женских рук ни еды, ни питья, если женщина поначалу не испробует угощение. Потому-то, когда монашка подала ему упомянутое вино, он попросил, чтобы сначала отпила она сама.
— Нет, нет, граф! — чуть ли не закричала та со страху. — Это вино зачарованное. Если я выпью его, то сама поверю, что стала Альбегундой.
Даго все понял. Мелейноса убили. У стен Регенсбургского замка имелись уши. Кто-то донес Людовику про охотничьи выезды, которые Альбегунда устраивала для него и для Карломана. Кто-то получил от Карломана грсть золотых солидов, но кто-то еще сообщил об этом королю.
Левой рукой Даго крепко обхватил Рыхильду за голову, а правой расцепил ей зубы. И хотя женщина кусала его, он влил вино в рот монашки — не каплю, не глоток, а почти всю баклагу.
Спустя немного времени тело женщины сотряслось судорогой, монашка пыталась закричать, но Даго ладонью закрыл ей рот. Он чувствовал, как бьется в смертных муках Рыхильда, но никто не услыхал из его шатра даже малейшего стона.
Мертвое нагое тело Даго оставил на овечьих шкурах. Сам оделся поспешно и вышел из шатра. Его верховой конь, и еще один, вьючный, с мешками, наполненными одеждой, полученными от Мелейноса золотыми солидами и серебряными денарами, стояли рядом, привязанные к специально вкопанному столбу. Средина ночи уже минула, костры, у которых бодрствовала стража, уже догорали. Никого не взволновало то, что Даго идет в шатер Фредегара, где до сих пор горела свеча, а сам граф разговаривал со вторым королевским посланником. Даго бесшумно скользнул вовнутрь и, прежде чем те успели схватиться за мечи, снес своим Тирфингом головы Фредегару и тевтонскому воину.
Торопясь, Даго отвязал своих лошадей от столба, вскочил на верхового коня и, не привлекая ничьего внимания, пропал в темноте.