- Выпей первым, - сказал он.
- Ты не веришь нам, господин, - с печалью заявил наемник. – Хорошо, я выпью первым, чтобы знал ты, что я не ношу измены в своем сердце.
И он выпил весь кубок до дна. Когда же прошло какое-то время, и ничего не произошло, Даго вновь налил вина в кубок графа Фулько, после чего наполнил и свой кубок.
- Я был мужем Зифики, а видишь – живу, граф. Подчини женщину себе или убей ее, -дал он совет наемнику.
- Тогда меня рассекут мечами ее савроматы.
Он поднес кубок к губам и опорожнил его. Даго и сам отпил из своего кубка, смакуя языком и небом удивительно сладкий вкус вина.
- Но ведь, насколько я слышал, несколько савроматов взбунтовалось против нее. Они даже захватили Рацёнж, причем, под твоим командованием.
- Это неправда, господин мой, - удивился Фулько. – Никто против Зифики не бунтовал.
Даго отвел от губ кубок.
- Никогда нельзя верить женщине, - задумчиво буркнул он.
Вдруг граф Фулько побледнел, пот покрыл его лоб, в уголках губ появилась пена.
- Зифика… нас… отравила, - еле произнес он.
Его язык перестал двигаться, глаза вышли из орбит, наемник напрягся и, словно срубленный столб рухнул на пол.
Даго сорвался с лавки. Вначале он схватил опертый о стенку Тирфинг и собственный щит, затем открыл дверь и крикнул четырем стоявшим на страже лесткам:
- Измена!
На ступенях и и в сенях уже топали тяжелые сапоги набегающих воинов-савроматов. Что могли сделать четыре лестка против десятков укрытых вражеских воинов? Не были никакой защитой и оставшиеся во дворе лестки, которые были размещены в комнатах, соседствующих с палатой Даго. Тогда Пестователь подбежал к окну и широко распахнул его, разыскивая взглядом пониже крыши какие-нибудь пристройки. По крыше он хотел попасть на валы, а затем и в лагерь собственных людей. Вот только крыши под окнами не было, только в полутора десятков ниже вымощенный булыжниками двор. Из ранней осенней темноты до Даго донесся страшный вопль – похоже, савроматы Зифики окружили лагерь лестков, и теперь там шел бой.
Фулько выпил два кубка отравленного вина. Даго – всего лишь глоток. Он таил в себе надежду, что яд не сможет его победить. Поэтому он опять метнулся к двери, чтобы совместно с лестками сражаться в сенях и мечом пробить себе дорогу. Неожиданно он почувствовал, что у него отказывают ноги, что из мертвеющей руки выпадает Тирфинг, красные круги вращались у него перед глазами. Под Даго подогнулись колени, и он упал на пол рядом с Фулько. Пестователю казалось, что его засасывает какая-то громадная черная воронка, что его касаются вытянутые руки Хлодра, Астрид и княжны Пайоты. Видел он графа Зигфрида Нибелунга и десятки других, которым он сам отрубил головы. Он видел себя – маленького мальчика, пасущего коров возле Черного Бора, склоненное над ним лицо Зелы и ее буйные светлые волосы. Из кружащегося мрака вылавливал он пожелтевшее лицо Гедании, Дунина Толстого, Повалы Старшего и многих других, которые встали у него на пути, чтобы погибнуть. В кратком проблеске сознания он был уверен, что летит в Навь, в чудовищный холод, который уже начал окутывать все его тело. А потом он потерял сознание.
Резня лестков длилась долго, потому что те, что находились во дворе, предпочли погибнуть, чем поддаться. Половину лестков в лагере у посада удалось выбить, но вторая половина прорвалась сквозь ряды нападавших, добралась до лошадей и вплавь сбежала через Висулу. Несколько из них утонуло, но более шести десятков добралось до Гнезда, неся известие про измену Зифики. Она и сама потеряла пятьдесят шесть наилучших своих воинов.
С тел Даго и Фулько савроматы содрали одежду. Голые и до странности изломанные, лежали они на полу комнаты между лужами красного вина, вылившегося из свалившегося кувшина.
- Я спасла тебе жизнь, Херим, - сказала Зифика, заведя канцлера и четверых своих воинов в комнату, в которой лежали Фулько и Даго, - поскольку ты один сочувствовал мне, когда меня изгнали из Гнезда. Я знаю о твоей любви ко мне, и я чувствовала, что ты всегда со мной в своих мыслях.
Увидел Херим нагие тела в комнате и заплакал:
- Что же ты натворила, Зифика? – мямлил он. – Разве ты не понимаешь, что ты отравила Пестователя? И теперь держава распадется, словно плохо выжженный горшок.
- Я буду здесь королевой Зификой, а мой сын – наследником Пестователя, - гордо заявила женщина. – Он ведь кровь от его крови, первородный сын, король Кир. Воины, забейте осиновый кол в грудь Пестователя, чтобы не вернулся он к нам жаждущей людской крови стригой.
- Нет, госпожа! – вскрикнул Херим. – Я любил его так же, как и тебя. Это он дал мне жизнь и волю.
Произнеся это, Херим снял с себя белый плащ и накрыл ним голое тело Даго.