- У нас уже есть господин. Это Клодава, - пояснил старик.
- Убью Клодаву! – крикнул Даго. – Я стану вашим Господином.
Он поселился в мазанке старика, и конееды уже не доставляли ему никаких неприятностей. В мазанке все время горел очаг, и было тепло. Из согреваемого тела ушла горячка, а питаясь жирным конским бульоном, Даго в несколько дней обрел силы. Он мог разговаривать со стариком – и это отогнало безумие. В вёске конеедов имелся всего один топор. Даго забрал его и изготовил себе щит. С копьем и щитом он уже был готов вступить в бой. Местные сшили ему одежду и сапоги из собачьих шкур – все теплое и удобное. Когда же пришли сильные морозы, из той же собачьей шкуры для Даго сшили шапку с ушами. От старика Даго узнал, что вся вёска и населяющие ее выродившиеся люди, пастбище и лошади, за которыми местные следят – все принадлежит Госпоже Клодаве, которая владеет градом в половине дня конской езды отсюда. Это женщина, муж которой пал в бою с Гизуром, у нее есть три сына, быстрых к драке и сильных, только сама она даже более воинственная и сильная. Каждой зимой – ведь в любое другое время года вёска была попросту недоступна – она приезжала за лошадями, забирала их в свой град, а потом продавала в Гнездо или Крушвице. Как правило, потом целый год она и не заглядывала к конеедам, совершенно не беспокоясь про их судьбу и жизнь. Очень скоро она должна прибыть сюда с сыновьями за новыми лошадьми, выросшими с прошлой зимы.
Еще о Госпоже Клодаве Даго услышал, что она, вроде как, когда-то была невольницей, родом с дальнего севера, а звали ее Хельгой. После какого-то дальнего похода Господин Клодава привез ее в собственный град вместе с другой добычей, потто у него с ней появилось трое сыновей, в конце концов, он сделал ее своей женой и вольной женщиной. То есть, по рождению была она норманнкой, и Даго уже не так опасался встречи с ней, так как ему не трудно было изображать из себя затерявшегося в пуще норманна. О других делах, творящихся за пределами вёски, старец не знал. Никогда, будучи невольником, не был он ни у Клодавы, ни в каком-либо другом граде.
- А как тебя зовут? – спросил Даго у старика.
Оказалось, что у того нет никакого имени. Ни у кого в этой вёски имени не было. Стариув называли Стариком Конеедом; других называли по какому-нибудь особенному признаку: Конеед Хромой, Конеед Косоглазый, Конеед Толстый.
Они не умели ездить верхом, жителям вёски было запрещено объезжать лошадей, даже садиться на них. Лошадей они могли только кормить и питаться ними. В веси не было ни единого седла, после долгих поисков обнаружили протертую узду и удила. Даго исправил упряжь, устроил себе нечто вроде седла и стремян из лыка. Ему привели кобылу, уже объезженную сыновьями Клодавы, но оставленную здесь, поскольку та отличалась своей плодовитостью. И вот когда он забрался на нее – окончательно поверил в то, что является их Господином.
Странно, но когда Даго выкупался в бочке, заполненной горячей водой, сбрил ножом щетину со щек, помыл волосы и расчесал их, надел теплую одежду из собачьих шкур, уселся на коня, вооруженный копьем, щитом и топором – вновь он почувствовал себя повелителем. А еще его охватила давняя Жажда Деяний.
С момента бегства из Плоцка в его теле все время действовал яд, потом он простудился и, похоже, у него было воспаление легких. Лишенный сил и замкнутый в клетку людьми-выродками, он сам чувствовал себя зверем и даже не пытался думать о том, кем был до сих пор, поскольку, как сам думал, подобные воспоминания могли пробудить в нем сумасшествие. Не думал он и про месть Зифике, о том, что случилось с его державой, с Херимом, Спицимиром, Авданцем и Палукой. Все это время его мысли нацелены были на выживание – и он выжил. А теперь ожили воспоминания и начались бессонные ночи, во время которых кровь вскипала в нем при мысли о Зифике, об измене, о перенесенном им унижении. "Буду убивать, убивать, убивать…" – шипел он по ночам, словно свернувшийся в клубок змей. И строил в голове десятки планов, каким образом вернется в Гнездо и вернет себе трон Пестователя. Вот только утром каждый из этих планов казался ему нереальным.
Поначалу он носился с намерением воспользоваться карликовыми конеедами после того, как они научатся биться на копьях или палках. Он хотел посадить их на лошадей и по замерзшим болотам отправиться с ними к Клодаве, победить ее, добыть лучшее оружие. Только выродки в большинстве своем были не в себе, пугливые, они быстро теряли интерес к обучению чему-либо. Особенно странным в них был страх перед сидением на лошади, хотя ведь они не занимались ничем другим, как только разведением этих животных. Так понял он, что должен отсюда уехать в одиночку, причем, как можно скорее, прежде чем сюда прибудет Клодава со своими сыновьями и вооруженной стражей. То есть, необходимо было покинуть это место до ее приезда. Но с другой стороны, он не знал, кто Клодава такая, кроме того, что она госпожа конеедов и вдова, муж которой был убит Гизуром. Означало ли это, что ее муж был лестком? Если так, тогда ее нужно было ждать и открыть ей свое имя, попросить убежища и лучшего оружия. Вот только мог ли он рассчитывать на чью-либо лояльность? Если Зифике удалось захватить державу полян, всякий, кто выдал бы ей Пестователя, имел право рассчитывать на большую награду. Так что было лучше уйти отсюда, украдкой приблизиться к какому-нибудь граду, схватить кого-нибудь и в первую очередь добыть сведения обо всем, что произошло в краю с момента его бегства. Вот только все эти планы перечеркивал страшный мороз и глубокий снег. У него еще случались головокружения – похоже, это были последствия отравления. Еще он боялся того, что резкий, морозный воздух вызовет возвращение болезни; лучше всего он чувствовал себя у очага в мазанке Старца конееда. Так что он не спешил с тем, чтобы покинуть вёску, и, в конце концов, сама судьба решила за него проблему.