Уже на закате рабов загнали в сарай, а Гурда с двумя кошельками у пояса пошел меж шалашами. Над городом вздымался дым от печей, разожженных во многих домах, от горящих между палатками и шалашами костров. Гурда шел меж хижинами, откуда долетал запах жареного мяса, откуда выглядывали обнаженные до пояса женщины и зазывали разбойника к себе. В шалашах и палатках торговали пивом, едой, а также собственным телом ради чьего-то удовольствия. "Город - это такое место, в котором все можно купить и все можно продать", - так говорила Зелы, хотя никогда в городах и не была, а только слыхала о них от других спалов.
Вид полуобнаженных, с распущенными волосами женщин, что манили не только Гурду, но и сына Бозы - будил в последнем телесное желание. Никогда у него не было иной, кроме Зелы, женщины, так как та не позволяла ему сблизиться ни с кем из женщин на дворище спалов. Эти же тут - даже в свете костров - казались красавицами, а выпуклости их грудей и круглые плечи вызывали в парне странную боль. Но он был ужасно голодным, оборванным и грязным, от запаха еды он был чуть ли не в обморочном состоянии. Но гораздо сильнее боли вожделения и голодных мук был страх перед тем, что увидал он на невольничьем рынке. Если он до сих пор оставался свободным человеком, то лишь потому, что никто не знал о его существовании. Никто и не предполагал, что где-то среди шалашей и хижин бродит оборванный, не знающий городских обычаев, без кошеля у пояса, только лишь с мечом и щитом человек.
Гурда остановился у какой-то палатки и дал блестящую монету мужчине, подкладывающему дрова в костер. Через некоторое время ему вынесли жбан пива, и Гурда долго и жадно пил. Затем он пошел прямо, наверное, к какому-то известному лишь ему сараю, где он бывал уже много раз, и сын Бозы подумал тогда, что если он позволит разбойнику дойти туда, то потеряет его. Поэтому, когда Гурда на короткое время зашел в такое место, куда не проникал свет от какого-либо костра, он догнал его бесшумно, вынул Тирфинг и одним ударом снес голову эсту; потом склонился над дергающимся в агонии телом и срезал оба кошеля с пояса.
Никто и не заметил случившегося, хотя буквально в нескольких шагах пылал костер, вокруг которого сидели несколько оружных эстов и пели какую-то песню. Сын Бозы отвернул от костра и направился к дому Астрид, обходя все костры, шалаши и сараи. Он перелез через защитный вал, который совершенно не охранялся. Воины сторожили лишь ворота крепости, где жил городской правитель.
Как и сказала ему женщина, он трижды громко ударил кулаком в двери. Та сразу же открыла, и сын Бозы заметил в ее глазах изумление. Еще он увидал большую, мрачную комнату, слабо освещенную огнем горящего камина и каменной, наполненной маслом лампы, стоящей на деревянном столе.
Астрид была в длинной до щиколоток льняной рубахе, волосы у нее были распущены, отмытое от золы лицо - молодое и приятное на вид.
- Чего ты хочешь? - спросила она на языке склавинов.
- Я наколдовал эти монеты своими чарами, - ответил сын Бозы. - За них я хочу здесь жить, научиться языку здешних народов и городским обычаям. А еще я голоден.
Женщина молча подошла к камину и сняла подвешенный над огнем небольшой котелок, наполненный кашей с жиром. После этого она наложила каши в каменную миску и подала деревянную ложку.
Сын Бозы осмотрел комнату. Ничто не говорило о том, чтобы здесь жил какой-то мужчина. Но из комнаты наверх вела лестница. Может быть кто-нибудь спрятался там? Он не верил, чтобы Астрид жила сама. Город не казался ему подходящим для одиноких женщин.
- Где твой мужчина? - спросил он.
- Я живу сама. Я же говорила тебе, что я вдова. Вот я специально и пачкаю себе лицо. чтобы считали, будто я уже старая и гадкая.
- В этом и заключаются твои чары, - поддел ее сын Бозы.
Он заглянул в миску, набрал ложку с верхом и подал ее Астрид.
- Съешь ты, пока я не начал. Я никогда не беру никакой еды из женских рук, прежде чем хозяйка не попробует.
- Я не голодна.
- Делай, что я сказал. Я из рода спалов, и у нас такой обычай.
- Не хочу.
- Ешь, иначе я ударю тебя. - Сын Бозы был голоден, и в нем нарастала злость.
Женщина пожала плечами и съела ложку каши.
- Никогда не слыхала про спалов, - сообщила она. - Ты похож на ребенка и, будто ребенок, не имеешь имени. И в то же время, ты осторожен и недоверчив, будто бы тебе уже сто лет.