— Вот как?
— Да, так. Я уже отдал распоряжение сотруднику собеса…
— Ну а теперь послушай ты меня. Не бойся, пистолет я не выхвачу. Во-первых, боеприпасы нынче дороги, а во-вторых, у меня есть средство получше. Хотя я с удовольствием задушил бы тебя или свалил тебе на башку вот этот шкаф с архивами. Ты человек умный, товарищ председатель. Деловой, так сказать. Результаты обследования торгового управления еще не сданы в архив. Давай договоримся: оставь меня в покое, и я не вытащу на свет божий лес для дома твоего отца и долги твоей жены по лавкам. И не поставлю вопрос о незаконности твоей медали первоборца и про два месяца, которые ты провел с четниками. Услуга за услугу. В противном случае на твою голову падут три партийных, шесть финансовых и сколько пожелаешь республиканских комиссий. Прежде всего тебе придется расстаться с медалью, ибо у меня есть восемь живых свидетелей по другим общинам, которые помнят про твои шуры-муры с четниками. Затем, помимо дел в торговом управлении, мне известно, как вместо школы строили мост в твоем избирательном округе, известно про деньги, пошедшие на ремонт машины, которую ты разбил, когда учился крутить баранку, известно, что ты вписал в трудовую книжку четыре года, якобы проработанные до войны на пеновацкой лесопильне, а на деле ты работал там шесть с половиной месяцев, известно, что ты устроил стипендии своим племянникам, лоботрясам и разгильдяям, вычеркнув из списка стипендиатов сына увечного Мехмедовича из каменоломни… И вообще, мне много чего известно, — чтоб все перечислить, потребуется машинистка и несколько килограммов тонкой бумаги. Так вот, товарищ председатель, предлагаю тебе мировую! Конечно, с моей стороны нечестно таить от общественности твои подвиги. Но мне тебя жаль. Что и говорить, в военных интендантствах и тыловых командах тоже было нелегко. Нужна была смелость и для того, чтоб пересидеть на базе, пока кончится очередное вражеское наступление. Ты уже порядком сдал. У тебя дети. Надо выслужить хорошую пенсию. На чашах весов добрые твои дела все же перетянут. Поэтому я тешу себя мыслью, что не слишком обременю свою совесть, если предложу тебе мировую. Итак, решайся, товарищ председатель.
— Вон! — простонал председатель.
— До свидания, товарищ председатель!
Мурадифа у дверей уже не было.
С половины девятого до трех я побывал у зампреда, у заведующего собесом, у председателя общества «Друзья детей», у председательницы комитета женщин, у секретаря молодежного комитета, у прокурора, у председателя суда, у трех членов партийного комитета общины, а секретарю партийного комитета послал в Белград, в клинику, срочное письмо. Всех обошел, всем объяснил, всем дал понять, что за мальчика я буду стоять насмерть. Все нам с Ибрагимом обещали поддержку, а председательница комитета женщин, после того как мы всласть надулись кофе, сказала:
— Поскорей устраивай свои дела с Малинкой. Ты мужчина интересный, и хоть волосы посеребрил, еще роту пионеров можешь завести. А уж про Малинку что и говорить! Агроном тоже завидная партия, но я сказала Малинке: «Если еще раз увижу тебя с этим чубатым сопляком, я тебя знать больше не хочу». А она мне: «Все зависит от Данилы». Так вот, поторапливайся! А что касается мальчика, я все устрою. Уж если я возьмусь за Николу, узнает он, почем фунт лиха. Два года просим совет выделить нам помещение… А он, стервец, только смеется. Дождется, что я отряжу к нему делегацию!
В три часа, пьяный от разговоров, волнений, выпитого кофе и ракии, тайком хранимой в ящиках служебных столов, я пошел домой. Я решил не выпускать Ибрагима на улицу, пока не минует опасность, пусть даже целую неделю. А впрочем, вряд ли Никола предпримет действия после моих угроз.
Проходя по своему двору, я услышал доносившиеся из сарая стоны и придушенные крики. Рванул огромную дубовую дверь и чуть не сел на снег у порога. В прямоугольнике дневного света, прорезавшего заплесневелый мрак, открылась презабавная сценка… Мурадиф со спущенными штанами был привязан к яслям, а хаджи и Авдан с усердием лупцевали его палками. Увидев меня, хаджи бросил палку и вышел. Сел на порог, из глубин лоснящихся штанов извлек пачку сигарет и спокойно сказал: