Светловолосый юноша шёл по длинному каменному коридору Хогвартса, его шаги глухо отдавались от стен и убегали далеко вперёд него. Он шёл, глубоко засунув руки в карманы фирменной чёрной мантии, и периодически оглядывался.
Замок уже давно погрузился в вечерний мрак, личности на портретах готовились к тому чтобы погрузиться в сон, который только возможен для живого рисунка. Большинство учеников уже скрылись в гостиных или спальнях своих факультетов, спокойно наслаждаясь приятным субботним вечером. Очень редко можно было заметить тенью скользнувшего из коридора в коридор ученика или же преподавателя. Старосты факультетов патрулировали тёмные коридоры школы, ища нарушителей дисциплины и снимая с них баллы.
Ученик восьмого, дополнительного курса, а по совместительству и староста мальчиков от Слизерина — Драко Малфой заканчивал обход седьмого этажа школы, который ему сегодня поручили. Он старался выбирать верхние этажи, во-первых, тут редко кто проходил, а во-вторых, сразу после обхода, он мог скрыться в Выручай-Комнате, так, чтобы его никто не засёк. Что было очень важным, потому что душевное состояние юноши было чертовски ужасным, которое словно по статистике не менялось последние года три.
Всё то, что казалось счастливыми моментами, которые наполняли его воспоминания, на самом деле оказались лишь призраками, наигранными и постановочными действиями. Из настоящих, глобальных эмоций, на фоне которых бы меркли все остальные, которые, как казалось он ощущал всегда, были только гнев и… обида.
Да, обида. В этом он смог себе признаться лишь совсем недавно, наконец осознав все те действия, что он совершил. Проанализировав своё поведение, он понял, что оно было продиктовано обидой, основанной скорее всего на простой зависти.
Наверное, никто бы не понял, чему может завидовать наследник самого знатного и богатого рода Магического Лондона. У него было всё — влиятельный отец, из-за имени которого многие начинали трепещать, огромное наследство за спиной, способное подкупать людей, красота и море поклонниц — если честно, — и поклонников, следующих за ней. Вот, только это было не так важно, это было не главное и не то, чем стоило бы гордиться. Правда, если он кому-нибудь это скажет, ему никто не поверит, особенно сейчас, — лицо Драко украсила горькая ухмылка, — вот этого ему и не хватало. Доверия.
Его давила обида, за то, что им управляли, как Крэббом и Гойлом, только более изящно, выбирая более изысканные пути манипулирования, и хоть он был намного умнее этих двоих, так и не заметил этого. С самого детства он завидовал Пэнси Паркинсон, которую родители не только воспитывали, как наследницу древнего аристократичного рода, но и, как любимую дочку — слушали, понимали и разговаривали. Её воспринимали всерьёз, а не просто растили, словно куклу — идеальный макет. Её любили. Чувство зависти в нём вызывало даже великое Золотое Трио, которое оправдало надежды всего магического сообщества, в отличие от него, который даже не смог оправдать надежды собственного отца.
«Если бы эти надежды что-то значили…»
Чувства юноши были так противоречивы, что он не всегда их понимал…
Драко завернул в последний коридор, даже не замечая, что за ним, за лестницей, кто-то скрывается, это просто ускользнуло от его внимания, его мысли были где-то в глубине черепной коробки.
Он был уверен, что хоть у Уизли и Грейнджер были не настолько влиятельные, — что врать, — когда-то вообще ничего не значимые родители, но они точно любили этих противных… везде снующих… надоедливых гриффиндорцев. И наверное, если бы у Поттера были живы родители, они были бы такими же понимающими, чуткими, любящими…
«Прямая противоположность твоих.»
Хмыкнул противный внутренний голосок, словно стараясь надавить на какие-то скрытые, но воспалённые рычажки.
Даже, если пойти во все тяжкие, то исходя из того, что у Грейнджер родители маглы, которые ничего не знали о магии до одиннадцатилетия дочери, Драко было интересно, как же они отнеслись к тому, кем стала их дочь? Юноша знал, что ходили слухи, будто эта Золотая Девочка применила заклятье Забвения к собственным родителям и спрятала их до окончания войны.
Это же насколько нужно любить кого-то, чтобы оставить его, даже не зная, увидишь ли ещё раз. Драко знал, он бы так точно не смог — слишком эгоистичен.
А она — смогла.
«Кого-то могут любить, а ты — Малфой. Тебе не дано — особенно любовь той, которая тебе не безразлична»
Внутренний голос определённо оборзел, действуя против своего хозяина.
За лестницей раздался громкий голос, определённо женский, раздражённый и очень знакомый:
— Нет. Это не потому, что у меня кто-то есть.
Драко остановился и заинтересованно прислушался, эта сплетня, — «боже, я как Паркинсон», — вырвала его из мрачных, самобичевальных мыслей, которые были ему уже противны и отягощали его мозг в последнее время.
Реплику прозвучавшую в ответ, слизеринец не услышал, но женский голос продолжал уже менее дружелюбно:
— Мы закончили, как ты говоришь «наши отношения» давно и оба пришли к выводу, что они больше были похожи на секс по дружбе!
«Ух ты ж, горячо! И кто же эти наши друзья?»
Из-за акустики замка, было довольно сложно определить, кто говорит, но белокурого юношу это пока мало интересовало.
— С чего ты взял, что я была этим довольна?
«Так плох? — Драко подавил смешок, — неужели Уизли?»
Тут собеседник девушки чуть громче подал голос:
— А разве не так? — Драко нахмурил брови: «да ну, не-е-е»
— Нет, Рональд! — Они взлетели вверх: «Вот это я догадливый!» — И ещё раз нет! И это ответ на два твоих вопроса! Нет — мы — не пара! И нет — я не была довольна
Из-за поворота выскочила ещё более лохматая, чем обычно и, видимо, злая и раздражённая, как фурия Гермиона Грейнджер. Сердце Драко сделало кульбит, но юноша постарался успокоиться.
Девушка резко затормозила, как только увидела Драко Малфоя, стоящего с фирменной злорадной ухмылкой, которая, почему-то не казалось слишком уж злорадной. Следом за гриффиндоркой выскочил Уизли — лицо Малфоя исказилось в презрительном выражении — этого рыжего он до сих пор и бесповоротно ненавидел — прихвостень Поттера.
— Вислый, — протянул слизеринец, вставая так расслабленно, насколько это возможно, показывая своё превосходство, — поссорился с подружкой?
— Не твоё дело, Малфой! Не лезь! — процедил гриффиндорец и Драко заметил, как тот сжал кулаки.
— Я и не лезу, — Драко развёл руками в стороны, — «И почему его так легко вывести из себя? ” — боюсь об тебя замараться.
— Точно ли об меня? — показушно фыркнул Уизли, словно пытаясь пародировать Драко, и похоже, только потом понял что сказал, когда на лице Грейнджер замерло такое выражение, будто ей только-что дали пощёчину. Малфой нервно хмыкнул, сдерживая вдруг откуда-то взявшиеся ненужные сейчас эмоции.
— То есть… ты хочешь сказать… что я… по твоему мнению… слишком… грязная?!
Грейнджер говорила слишком спокойно, отрывисто и — с презрением? — в голосе, что, конечно, вряд ли заметил этот гриффиндорский недоумок. Драко с любопытством посмотрел на Уизли, — как говориться, хочешь забыть свои проблемы — узнай о проблемах других, — вот только, почему-то фраза Уизела ещё больше его разозлила:
— Я этого не говорил, это ты сама!
Гермиона Грейнджер побледнела, как девственно чистое полотно, вся краска на лице, набежавшая при вспышке гнева, испарилась так же быстро, как и появилась. Девушка стояла, чуть приоткрыв рот, Драко заметил, как её нижняя губа совсем чуть-чуть, еле видно подрагивала и он понял, что не заметил бы этого, если бы не смотрел на её губы — такие мягкие, чувственные, розовые.
«Драко Малфой — приди в себя!»
Взревел внутренний голос и парень вздрогнул, снова обращая внимание на двух гриффиндорцев. Похоже, они ничего не заметили и его мысли были лишь секундным помутнением. Грейнджер резко сорвалась с места и быстрым шагом помчалась вверх по лестнице, даже не оборачиваясь.