Добежав до ветхой зелёной двери с приклеенной на ней буковкой «Ж», Хельга зашла внутрь. Внутри было тихо, лишь потускневшие зеркала, умывальники и несколько железных кабинок с туалетами, в одной из которых и заперлась хулиганка. Патаки едва понимала, что происходит вокруг, острая боль, словно тиски, сжимала голову, а в том месте, где билось сердце, сейчас разрасталась мучительная пустота.
«Почему я такая дура? — собственные мысли девушки старательно пытались добить и без того взвинченную Хельгу. — Я же с детства знала, что не стоит строить иллюзий вокруг себя. Как же я могла поверить в то, что Арнольд влюбится в такую, как я. Прекрасно зная о его доброте и маниакальной заботе о всём мире, как только я смогла попасться в эти сладкие речи о сближении, даже открыла этому репоголовому свои переживания? Очевидно же, что он хотел лишь отплатить добром за добро… Молодец, Патаки! Сегодня жизнь вновь преподнесла тебе суровый урок: не стоит грезить о несбыточном, иначе при столкновении с реальностью осколки мечты глубоко ранят сердце…»
Хельга, сжав ладонь в кулак, ударила боковую стену кабинки, вложив в этот удар всю боль, что терзала сейчас её душу. Железная пластина звонко загремела, сливаясь с отчаянным криком хулиганки.
— Хельга! Хельга, выслушай меня! — Шотмен, прислонившись к двери с другой стороны, пытался докричаться до подруги. — Всё не так, как ты думаешь! Дай мне шанс объясниться…
— Убирайся отсюда, Арнольд! — взревела Патаки, едва сдерживая подступающие горячие слёзы. — Я не хочу никого видеть и не желаю ни с кем разговаривать!..
— Что случилось, старик? — к парню подбежал Джоханссен, а следом подоспела Хейердал. — Мы слышали жуткий шум.
— Это Хельга, она там, — Шотмен указал на закрытую дверь женского туалета. — Кажется, она сильно расстроена и не хочет разговаривать.
— Кажется?! Разумеется, она расстроена после твоих слов, Арнольд! — извечно спокойная и дружелюбная японка сейчас могла бы испепелить Шотмена одним лишь взглядом. — Ты ведь прекрасно знаешь о её чувствах, и я думала, они были взаимны. Если ты ничего не испытывал к Хельге, то для чего так старательно пытался сблизиться с ней? Зачем заставил её доверять тебе? — под конец Хейердал перешла на крик, но Джеральд мягко приобнял девушку за плечи в надежде, что это смягчит её.
— Пожалуйста, успокойся, Фиби, — спокойный тембр голоса Джоханссена заставил японку взять себя в руки. — Иди к ней, ты единственная, кого Патаки сейчас, возможно, выслушает.
Арнольд, не в силах что-либо сказать в своё оправдание, молча наблюдал, как Хейердал открыла разделявшую их с Хельгой дверь и зашла внутрь. Лёгкий запах сырости, из-за давно протекавшей трубы, ударил в нос японки, заставив поморщиться. Для Хейердал туалетная комната являлась одним из нелюбимейших мест в этой школе, но на что только не пойдёшь ради подруги.
Фиби медленно прошла мимо умывальников, заметив несколько сколов на керамической поверхности. Яркий свет от лампы с удвоенной силой отражался от белоснежной поверхности плит, которыми были покрыты стены туалета, создавая эффект присутствия в психиатрической больнице, но никак не начальной школе.
— Хельга… — Хейердал подошла к единственной закрытой кабине. — Это я, Фиби…
— Уходи, — холодный тон Патаки заставил японку вздрогнуть.
— Я понимаю, тебе больно, но позволь мне помочь тебе, — девушка старалась говорить как можно более спокойно и мягко.
— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, Фиби! — в голосе Хельги слышались злость, боль и глубокое отчаяние. — Достаточно с меня разговоров, больше я никому не позволю лезть ко мне в душу, даже тебе.
— Но, Хельга… Я…
— Я сказала, оставь меня, Фибс! — Патаки с силой толкнула дверцу, и та с грохотом влетела в соседнюю кабину. Раздался душераздирающий скрежет, заставивший Хейердал вжаться в стену.
Придя в себя, Фиби взглянула на свою подругу. От увиденного девушку охватило глубокое беспокойство. Тело Патаки всё ещё дрожало, то ли от злости, то ли от сдерживаемых ею слёз, на руке виднелись свежие кровоточащие ссадины, белокурые волосы, до этого аккуратно собранные в хвостики, сейчас выглядели потускневшими и растрёпанными, и больше походили на мочалку, а бездонная синева её выразительных глаз внезапно померкла. Сейчас перед Хейердал стояла вовсе не её лучшая подруга детства, а совершенно другая, незнакомая ей девушка, девушка, которую лишили чего-то очень важного, лишили души. От Хельги веяло холодом, леденящим душу, мертвенным холодом.
Глядя на неё, Фиби словно оцепенела, была не в силах произнести и слово. Поэтому, когда Патаки прошла мимо, задев подругу плечом, Хейердал не смогла даже протянуть руку, чтобы её остановить. Хельга выбежала из туалета, сбив с ног подслушивающих под дверью Джеральда и Арнольда.
— Хельга, стой! — встав с пола, Шотмен собрался броситься бежать следом за Патаки, но кто-то остановил его, удерживая за рукав кофты.
— Оставь её, Арнольд, — тихим голосом попросила Хейердал. — Если Хельга отказалась поговорить даже со мной, то тебе это сделать точно не удастся. Ты сделаешь только хуже, если пойдёшь за ней.
— Но, Фиби, нельзя же оставлять её в таком состоянии, — Шотмен сделал шаг, но тут его плечо крепко сжала рука Джоханссена.
— Арнольд, хватит, — Джеральд старался выглядеть спокойным, но сейчас даже в его голосе проскальзывали нотки беспокойства. — Ты уже достаточно натворил для одного дня, парень. Не делай Хельге ещё больнее, послушай Фиби и дай ей время. Ты же знаешь Патаки, перебесится, успокоится, и вы помиритесь.
— Думаю, в этот раз всё намного серьёзнее, Джеральд, — поправив съехавшие очки, тихо прошептала Хейердал. Перед её глазами всё ещё стояла Хельга с мертвенно-ледяным взглядом. Девушка отчётливо понимала — произошедшее сегодня переполнило чашу страданий её подруги, внутри Хельги Патаки что-то надломилось.
— Что ты имеешь ввиду? — парни непонимающе посмотрели на подругу.
— Не важно… — Фиби отмахнулась от вопроса и подалась вперёд. — Нам нужно вернуться в класс. Мистер Симмонс, должно быть, очень беспокоится из-за нашего отсутствия.
Не сказав больше ни слова, Хейердал отправилась на урок, следом за ней, похлопав друга по плечу, поплёлся Джеральд.
========== Глава 9 ==========
Прошла неделя.
Всё это время Хельга ни разу не появилась в школе, ссылаясь на плохое самочувствие. Патаки почти не разговаривала с родителями, обмениваясь с ними лишь дежурными фразами, если сталкивалась с ними на кухне. Хулиганка всё своё время проводила в своей комнате в гордом одиночестве, не желая никого видеть. На любые попытки друзей увидеться с ней, Хельга холодно просила Мириам спровадить незваных гостей. Всерьёз беспокоясь о душевном состоянии подруги, Фиби каждый вечер, в одно и то же время, подобно древнему ритуалу, звонила Хельге на домашний телефон в надежде услышать её голос хотя бы на другом конце провода, но блондинка не отвечала даже на звонки. Патаки была зла. Зла на свою судьбу, на своих одноклассников, на Арнольда, но большего всего Хельга злилась на саму себя. Умом она понимала, что не имеет права так поступать по отношению к Шотмену, ведь, в конце концов, он никогда не клялся ей в вечной любви, даже не говорил, что влюблён, но сердце считало иначе. Израненная детская душа так сильно жаждала избавиться от гнетущего чувства одиночества, что зацепилась за эти тёплые отношения, как за последнюю спасательную соломинку. Арнольд был единственным, перед кем Хельга рискнула раскрыть свою душу, поверив, что он всегда будет рядом, не предаст её чувства и защитит от боли, но жестоко ошиблась. В своих мечтах Патаки нарисовала идеальный мир, но когда хрупкий корабль её надежд столкнулся с айсбергом суровой реальности, все мечты оказались на самом дне океана отчаяния.
— Хельга, дорогая, ты не спишь? — дверь в комнату Патаки приоткрылась, и внутрь заглянула мать девушки.