– Спора нет, впечатляет. Еще бы колпак, трубку и прямо вылитый Троекуров.
– Или коммуняка Васька Новодубцев, – яростно заржал Алексей Иванович.
– И за что вы его так не любите, не понимаю. Вместе еле окончили сельскую школу, в одном колхозе работали, вместе и развалили его. Что он вам, дорогу, что ли, перешел?
– Он по моей улице, слава Богу, не ходил. А за что его не люблю? Разве ты не помнишь его последнее выступление в Думе? Я-то его на всю жизнь запомню. Как начал нас поливать, он на нашу партию такого, больше лошадиного навалил. Да все, понимаешь, за народ, пенсионеров, что их ограбили. Словно мы что-нибудь имеем против них или мы их ограбили.
– Да, но как ни верти, действительно народ-то грабанули, и крепко грабанули, – мягко возразил помощник. – В результате вся страна – нищая, а маленькая кучка наиболее отъявленных стала не просто богатой. А архибогатой, как выражался ваш прошлый вождь. А этот ваш председатель сам ворует и другим позволяет, чтоб не так было заметно, что он только один такой. А охотников у нас в России на дармовщинку всегда было хоть отбавляй. Все, кто возле него крутились, так или иначе ручки погрели и сразу богатые стали. И даже олигархи появились. Раз – и всё, в один присест. Это тебе не семья Рокфеллеров. У них дед начал с ничего свой бизнес. А здесь однажды все проснулись, а олигархи тут как тут, рядом стоят, довольные, улыбаются. И все в один голос кричат, что нельзя пересматривать приватизацию, пугают. Главное, говорят, вы что, революцию новую хотите? Да вы это сами прекрасно знаете. Вся страна в разрухе, народ голодает, где же совесть у правителей, я вас спрашиваю? Я у этих олигархов и всякого рода воров и жуликов не спрашиваю, там бесполезно. Но правители, которые, казалось бы, должны быть на твоей стороне, защищать тебя, где они?
Алексей Иванович недовольно покачал головой.
– Ну, ты поосторожнее, а то смотри, как бы чего не вышло.
– Да при чем здесь это? Я ведь это вас специально тренирую, – неожиданно пояснил помощник, – сейчас вам такие вещи любой врач, учитель, работяга расскажет. А вы тренируйтесь, учитесь мозги полоскать задающим подобные вопросы, а угрозами сейчас никого не запугаешь. Всем наплевать и на этих олигархов, и на депутатов, да и на вашего председателя. По правде сказать, не просто наплевать, а абсолютно… сами понимаете, какое здесь слово напрашивается. Все знают, что он при социализме глотку за него рвал и жил неплохо. Тоже мне, революционер нашелся! Надо думать, как страну поднимать, да не на деньги, которые грабанули у пенсионеров и детишек, отобрав у них последнее. И кстати, не мешало бы подумать, как вернуть те миллионы, которые они так нагло хапнули. Вот и ответьте мне, как простому человеку, где у этих людей стыд, и почему они не несут никакого наказания?
– Ладно, ты хоть председателя оставь в покое, слишком высоко забрался, понимаешь ли. Ты лучше о партии говори, да более регионально мысли. А о председателе не нам с тобой толковать.
– Ну, вот, вы опять о своем. Я же вас тренирую, вы что, забыли? – хитро улыбнулся Марк Семенович.
– Ты тренируй, это правильно, – он погрозил пальцем, – но только до определенного уровня тренируй. А вот что касается Васьки Стародубцева, то хотел я ему тогда на Думе врезать, сам знаешь почему, да пожалел – уж больно хорошую водку он там у себя продуцирует. Пусть делает, пока мы еще живы.
Помощник ничего не сказал, только лишь тяжело вздохнул. Алексей Иванович одернул халат.
– Ну, я пошел. Господь Всемилостивый, не отступись, – он перекрестился в сторону, где стоял Марк Семенович, который как раз в этот момент держал у груди журнал с голой женщиной на обложке. Увидев картинку, Алексей Иванович смачно сплюнул. – Тьфу ты, гадость какая, прости меня, Господи, – и перекрестился в другую сторону.
Марк Семенович посмотрел на обложку, улыбнулся:
– По-моему, в самый раз, Алексей Иванович, там, кстати, не лучше, не Айседора Дункан вас ожидает. И вообще не для вас, депутата, все эти глупости.
Алексей Иванович недовольно пробурчал:
– Разберемся как-нибудь самостоятельно, что к чему, не маленькие как будто бы.
Он уже было взялся за ручку двери, но, вспомнив, обернулся:
– А Марии Ивановне мы вчера не звонили? – с надеждой в голосе спросил он, что хотя бы этого не было.
– Как же не звонили? Вы вчера весь вечер перед нею оправдывались – все говорили, что дел по горло, что сейчас не можете приехать, а потом плакали, прощения просили.
– Да? Надо же, – вначале он даже слегка смутился, но потом, как и полагается, продолжил с напором: – Ну, а как же иначе, Марк Семенович? Сам видишь – сплошная напряженка. С этой работой ни семьи, ни дома не видишь.
– Бросит она вас, вчера мне опять об этом говорила, бросит, говорит, если пить не прекратите.
Алексей Иванович сморщился, как от зубной боли, почесал затылок, подняв руку, остановил пытающегося еще что-то сказать помощника:
– Ты как всегда не вовремя, совсем, можно сказать, некстати все это сейчас говоришь. И пожалуйста, если она будет звонить, скажи, что я в Думе и вообще…
Он направился к двери гостиной, продолжая на ходу ворчать:
– Тоже мне еще, угрожает. В квартире-то шестикомнатной депутатской живет. Гляди, так и пробросаться можно будет, деревня неотесанная. – Задумался, остановился перед дверью и тихо, вполголоса рассудил: – Сюда-то она не придет, духа не хватит, да и охрана не пропустит. А то мне, понимаешь, бросит… Ладно, я пошел.
Помощник никак не отреагировал. Он, сидя в кресле, продолжал рассматривать журнал.
ГЛАВА 2
Эльвира берет дела на себя
(Не быть курице петухом, а бабе – мужиком)
Войдя в гостиную, он плотно прикрыл за собой дверь и на цыпочках, кругами стал приближаться к интересующему его объекту. Эльвира, похоже, спала, свернувшись клубочком в кресле. Наконец он подошел к ней, протянул руку, осторожно приподнял прядь волос, прикрывающую ее лицо.
– Гав, – неожиданно громко произнесла женщина.
Депутат от испуга отпрянул от нее, неловко завалился на стул, и, сползая по нему, то и дело повторял:
– Это зачем же так, что за баловство, понимаете ли, вы что себе позволяете…
Эльвира сладко потянулась, изогнула как кошечка свой стан и сладким голосом произнесла:
– А, папик, доброе утро. Как я рада видеть тебя. А мы вчера неплохо с тобою провели время. Я думала, депутаты такие буки, все надутые, как синьоры-помидоры. Я их часто по телевизору вижу. А ты у нас совсем не такой, ты у нас – лапочка.
Депутат к этому времени как раз достиг пола, и еще не придя в себя, со злобой просипел:
– Да позвольте, какой я вам папик? И что это еще за лапочка? Вы кто такая и что здесь делаете в депутатской квартире?
Вид у него был совсем рассерженный. Однако Эльвира вовсе не испугалась, она скорее удивилась.
– Ну, ты и даешь, вчера только и говорил, что женишься, личным секретарем обещал сделать, клялся, что на всю жизнь, а сегодня…
Депутат продолжал сидеть на полу, тараща на нее глаза, нервно открывая и закрывая рот, не произнося ни слова. Женщина продолжала на него напирать:
– И потом, после того всего, что у нас вчера было, ты спрашиваешь, кто я такая?
Эту фразу она произнесла с особым чувством негодования, и сделала даже угрожающее движение руки в его сторону. Депутат защитил обеими руками лицо, однако сдаваться, похоже, не собирался.
– Подождите, подождите, а что у нас вчера было? – И тут же категорически отверг ее домогательства: – Не было у нас ничего. – Неожиданно шустро для его комплекции, он смог каким-то образом вскочить, приблизился к ней, поводил указательным пальцем перед ее лицом, повторил: – Не было у нас ничего и не могло быть никогда, вы слышали… никогда.
Эльвира тоже встала и, воинственно напирая на него, зло прошипела:
– Разве? А в самолете?
– В каком самолете? – не очень понимая, о чем она говорит, поинтересовался Алексей Иванович.