Если сначала Надя испугала меня, и вызвала только жалость и брезгливость, то через месяц эти чувства сменились любопытством и проскальзывающим пониманием.
- Дима... Дима, сынок! Ты слышишь меня? - голос матери звучал из динамиков ноутбука, то отдаленно, то слишком громко. Ее изображение притормаживало, камера опустилась и показывала только подбородок и улыбку, теплую, тоскующую.
- Секунду, - ответил я, настраивая микрофон. - Мама, подними камеру, я тебя не вижу.
- А так?
Мама надела свой любимый свитер и беспокойно приглаживала волосы. Она показалась мне маленькой и беззащитной, и на мгновение стало стыдно, что я оставил ее.
- Как ты, мам? Как Игорь? Балуется?
Мама рассмеялась:
- А ты как думаешь? Скучает по тебе, - она грустно улыбнулась и добавила:
- Мы все скучаем.
- Я тоже по вам скучаю. Здесь все такое незнакомое, чуждое. Мне не хватает наших разговоров. Иногда кажется, что ко мне в комнату забежит Игорь и начнет уговаривать поиграть в приставку.
Я рассмеялся. Только сейчас я понял, насколько этого не хватает.
- Теперь он меня уговаривает, - смеясь, ответила мама. Она к чему-то прислушалась, и сказала:
- Вот и они, похоже. Игорь, Слава, идите сюда!
Послышались голоса брата и отца. Игорь выглянул из-за спины мамы и начал рассказывать об играх и ссоре с другом, о том, как он принес домой щенка, но мама сказала, что они не могут оставить его, и тогда он уговорил соседей забрать щенка к себе.
- Ну, рассказывай, - сказал папа, присаживаясь рядом с мамой, как только Игорь ушел.
- Что рассказывать?
Папа, как всегда, когда о чем-то задумывается, стал почесывать подбородок с заросшей щетиной, и спросил:
- Ты уже месяц в Москве, разве ничего не случилось за это время? Ты, кстати, заплатил за учебу?
- Заплатил, - кивнул я. - Только деньги уходят сквозь пальцы: здесь очень дорого жить.
Мама взволнованно покачала головой.
- Дима, ты же знаешь, что у нас и так мало денег, и не мог бы ты...
- Знаю, - раздраженно перебил я. - Но что мне делать?
- Ты мог бы устроиться на работу.
- Я не хочу работать в дешевых забегаловках, - раздражаясь еще больше, ответил я. - А музыканты без образования имеют работу только в переходах.
- Мы понимаем, сынок, понимаем, - мама вздохнула. - Просто старайся не тратиться понапрасну.
Она улыбнулась и, помолчав, тихо спросила, будто кто-то посторонний мог ее услышать:
- А что там с Надей? Как она вообще... как ведет себя?
- Она...странная, это точно. Иногда Надя пугает меня: не знаешь, что от нее ожидать, но она вполне безобидна. Надя безумна, но не настолько, насколько я ожидал.
- Она не опасна? Ты там в безопасности? Марина говорила, что не о чем беспокоиться, но мне все равно боязно за тебя.
- Нет, - я покачал головой, - не опасна. Разве только для себя.
- Но ты там смотри! - отец дернул камеру на себя, чтобы я лучше его видел. - Ты у нас парень смышленый, но мало ли что Наде взбредет в голову. Будь начеку.
Я улыбнулся их настороженности, и вспомнил маленькую фигурку Нади, в испуге склоненную над столом, когда она смотрела на мои руки с неподдельным ужасом. Ее считают чудовищем, когда как для нее, похоже, чудовище - весь остальной мир.
НАДЯ
Я заболела давно. Настолько давно, что, порой, кажется, что болела всю жизнь. Возможно, так оно и есть. Болезнь по сантиметру пропитывала мое существо, но будучи ребенком, я не понимала, что беспричинный страх, пугающие мысли о реальности своего существования, отдаленные, но с каждым годом приближающиеся голоса - все это были медленные шаги на пути к безумию.
Мысли путались, словно кто-то включил мясорубку и превратил их в кашу.
Чувства фейерверком стреляли во мне: я плакала, когда надо было смеяться, и смеялась, когда хотела умереть.
Мне говорили, что я безумна, но что это значит? Я просто запуталась, потерялась, забылась, но продолжала оставаться собой. Я понимала, что мое поведение порой бывает странным, а разве безумные на это способны? Я понимала, что крокодилы вряд ли могут оказаться в фонтане, но продолжала кричать, что они тащат меня на дно, потому что чувствовала, как их когти и клыки вонзаются в ноги и сдирают кожу. Я верила своим ощущениям, своим глазам, ушам и обонянию, ведь если они тебя подводят, то на что тогда полагаться? Как бы я смогла дальше жить, зная, что все, что я могу испытывать - неправильно?