Мне сразу бросилась в глаза фигурка Плазмы. Она стояла почти под номером пути, облокотившись о прямоугольную ручку темно-синего чемодана с выключенной воздушной подушкой.
Собранные в высокий пучок волосы в свете желтых ламп на потолке отливали янтарем. Ярко-синяя блузка с умеренным вырезом, и узкие изумрудные брюки подчеркивали цвет прядей. Четкий, но мягкий профиль Лели так притягивал взгляд, что я не заметил Элдара Масгатовича. В традиционной белой рубашке и черных брюках, отглаженных до невозможности, он казался совершенно неуместным среди по-дорожному удобно одетых путешественников. Даже странно, что я упустил шефа из виду! Он возвышался в нескольких шагах от Лели в такой знакомой закрытой позе превосходства над всем и вся — руки сложены на груди, ноги широко расставлены, подбородок вздернут.
Я зацепил Элдара Масгатовича краем глаза, ощущая, как от вида Лели в животе разливается странное тепло и словно бы щекочет изнутри, улыбка сама напросилась на губы. А когда резко повернулась, словно ощутила мой взгляд, жар бросился в лицо, ладони снова вспотели.
— Вы куда-то еще? Вайлиис? — только теперь я сообразил, что шофер уже не одну минуту пытается привлечь внимание рассеянного пассажира.
— А? — обернулся я.
— Вы куда-то еще поедете или мы прибыли? — с явным облегчением повторил вопрос шофер.
— Нет, приехали, — сейчас улыбка казалась гораздо уместней, но губы упорно и не желали ее изображать.
Шофер бросил меткий взгляд через мое плечо, на Лелю — она стояла в нескольких метрах от нас — и выдал: — Красотка. Что правда, то правда.
Я сунул парню карточку, и не глядя на жадную до денег машинку, заранее положил палец на серебристый квадрат наверху.
Что-то не понравилось мне в тоне, в словах шофера, но никак не удавалось смекнуть — что же именно. В груди кипело непонятное возмущение, на языке вертелись неуместные грубости.
Леля отвернулась и посмотрела вправо.
— Вайлис? — позвал шофер и ткнул мне в руку карточку. — Двести условок. Вы выходите? Все еще в странном оцепенении я забрал свой «пластиковый мешок с золотом», отмахнулся от чека и вылез наружу.
Теперь стало ясно — что привлекло внимание Лели, да и Элдара Масгатовича тоже.
Воздух невдалеке от них заколебался и, казалось, настоящее, серебристое зеркало появилось еще в минуту назад совершенно пустом центре зала. Упираясь в пол и потолок, оно легко пропустило бы сквозь себя шеренгу в сотню человек. Когда входы в кротовые норы только появились, мы, путешественники тыкали в них пальцами, обходили вокруг, чтобы убедиться — «за зеркалом» нет ничего. Ничего не видно, словно входа вообще не существует. Помню, как дети носились вокруг и смеялись, как подначивали друг друга: ну суть туда руку, сунь, и ее откусят. Как же это было давно! Теперь входы в кротовые норы воспринимались пассажирами в зале ожидания также как поезда в давние времена. Обыденно. Дети даже не оборачивались, не отводили взгляд от трехмерных компьютерных игр.
Из зеркала высунулась металлическая лестница транспортника, и с недовольным цоканьем уперлась в пол. Из нее быстро выскочили перила, и лестница превратилась в нечто вроде самолетного трапа времен моей далекой юности. Только ветер из лопастей не швырял в лицо волосы, и бортпроводницы в оранжевых костюмах не следили за посадкой.
Шофер со стуком поставил рядом со мной чемодан. Я машинально схватился за ручку и встретил недовольный взгляд Элдара Масгатовича.
— Вайлис? Ты чего? Не проснулся что ли?
Леля метнула в меня испытующий взгляд и официально поприветствовала:
— Доброе утро, Вайлис.
Она слишком быстро отвернулась, словно торопилась прервать зрительный контакт, и сердце почему-то снова болезненно екнуло.
— Да проснись же, чертов полукровка! — окатил меня презрением, как холодным душем Элдар Масгатович. Я вдруг жутко захотел уложить его на обе лопатки, прямо на пол, обездвижить болевым приемом на глазах у Лели. Странные вещи творились со мной с момента нашей встречи. Я привык пропускать оскорбительные, вздорные пассажи шефа мимо ушей, снисходительно позволяя ему развлекаться за свой счет. Пусть насладится, если больше нечем себя потешить. Но сейчас раздражение закипело внутри, даже скулы свело, ноздри помимо воли начали раздуваться. Едва сдержав злые слова, уже готовые сорваться с языка, я кивнул Элдару Масгатовичу, предлагая продолжать.
— Ваша задача, дорогие мои, — неожиданно тихо и как-то даже задушевно произнес он. — Расследовать все осторожно, деликатно. Для столкновений и выяснения отношений там есть боевики. А вы обязаны сохранять нейтралитет. Общаться одинаково уважительно с руководством обеих колоний. Обеих, понятно? — он обвел нас с Лелей взглядом родителя, что втолковывает несмышленому ребенку как себя вести в школе. Я кивнул, она тоже.