Как ни странно, лицо бедолаги пострадало меньше всего.
Словно в замедленной съемке наблюдала я, как мимо проходят санитары с носилками. Внезапно рука пострадавшего соскользнула с носилок и едва ощутимо коснулась моей. Я вздрогнула: пальцы полумельранца ещё хранили тепло.
Пострадавший застонал — очень тихо, надсадно и… открыл глаза. Наши взгляды встретились. Он моргнул, веки закрылись, тело обмякло. Потерял сознание…
Но этот взгляд… он решил для меня все.
Я бросилась к худенькой медсестре — она ожидала в машине, с капельницей наготове. Сидела на специальной скамейке и почти не шевелилась.
Однако, как только пострадавшего поднесли поближе — ожила в мгновение ока. Пока она осторожно вводила катетер в вену раненного, я запрыгнула в машину. Кроссовки тихо звякнули о металл пола. В нос ударил запах железа и соли. Кровь…
— Что? Вы? Куда? — затараторила медсестра, оглядываясь в поисках коллег. Они вытащили из кабины красные чемоданчики и заспешили к нам.
Понимая, что времени совсем нет, я начала говорить первое, что пришло в голову.
— Девушка… пожалуйста… Я его любовница. У меня муж… он очень стар… Не могу бросить… Пожалуйста… сообщите что и как…
Медсестра изучала мое лицо, словно хотела прочесть на нем правду. Вздохнула и вытащила малюсенький розовый сотовый. Такими можно пользоваться только увеличивая и экран и клавиатуру виртуально.
— Давайте номер, — бросила она, кивнув в сторону санитаров. Здоровяки в синих футболках и штанах доставали из чемоданчиков какие-то приборы. Наверное, чтобы диагностировать пострадавшего еще по дороге. — Меня зовут Маргарита…
Я быстро продиктовала номер и выскочила вон.
Теплый ветер обдал с ног до головы, но я задрожала как от лихорадки. Задняя дверца машины беззвучно захлопнулась, и авто взмыло ввысь. А уже спустя минуту… растворилось в полноводной реке трассы…
И потянулись длинные недели…
Каждое утро начиналось со звонка Маргариты. Новости день ото дня становились всё неутешительнее.
Но я знала это и так. Просто ждала часа икс… Своего часа… Момента, когда смогу воскресить его…
…
В тот самый день я проснулась в небывалом воодушевлении. Знала, что случится. И чудилось мне, даже солнце светило в окна как-то по-особенному тепло. Согревало и обнадеживало.
Ежеминутно я ждала звонка.
Ожидание коротала за простыми, но порой такими важными, житейскими заботами — уборкой, готовкой.
Телефон зазвонил как раз, в тот момент, когда я помешивала борщ.
Обтёрла руки о полотенце, и, с поварёшкой в руках, приготовилась слушать, заранее зная, о чём пойдет речь.
Маргарита говорила тихо, вкрадчиво, будто стеснялась той новости, что планировала сообщить:
— Мне очень жаль… мы сделали все, что могли, — тянула она.
Я закусила губу, чтобы не поторопить Маргариту.
— Сегодня в половине двенадцатого его отключат.
Я молчала в трубку, суматошно соображая — как ее попросить. Но Маргарита сделала все за меня.
— Приходите попрощаться. Я проведу, — сказала еще тише. — Четвертый этаж, хирургия. Я буду ждать вас в два часа.
— Но он ведь уже… — язык не поворачивался договорить.
— Нет, он умрет не сразу. Вы успеете попрощаться, — Маргарита отключилась.
Я бросилась вон из квартиры и уже через двадцать минут стояла перед городской больницей.
Вокруг раскинулся нерукотворный парк. Ветер перебирал ветки деревьев, как гитарист — струны. Здесь пахло жизнью — прогретой на солнце хвоей, медовой пыльцой и росой, хотя она уже просохла.
— Ой, вы здесь? — послышался сзади голос Маргариты. — Отлично, я вас лучше черным ходом…
Она потянула меня за рукав. Травяной ковер щекотал лодыжки. Мы обогнули здание больницы, и Маргарита открыла железную, похожую на гаражную, дверь.
Мы взбежали по белой лестнице — такой новой, словно по ней не ступала нога человека.
И Маргарита решительно отворила еще одну дверь. Небольшую, деревянную.
В лицо так пахнуло запахом лекарств, что захотелось расчихаться. Маргарита потянула меня за собой, и мы вошли в длинный просторный коридор.
Белые стены словно светились под ослепительными лучами ламп, пол, выложенный теплой кафельной плиткой, шуршал под ногами.
Сновали туда-сюда деловитые медсестры и серьёзные врачи.
Санитары прогрохотали мимо тележкой, накрытой белой простыней. То ли с лекарствами, то ли с аппаратурой для стерилизации.
Маргарита затащила меня в комнату, на двери которой было написано «сестринская».