Ведь раз он еще жив — они его не заметили.
«А вдруг уйдут? Вдруг уйдут? Молчи! Молчи!»
Но они не уходили. Запах гнили драл ноздри. Комары проникли в палатку сквозь дыру в стенке и безжалостно лезли в нос, в глаза. Андрей же не шевелился, лежа в намокшем от крови брата спальнике. Вслушивался. Ждал, когда те двое сделают последний шаг. Проявят себя. Начнут копаться в лагере, обыскивать рюкзаки, а затем полезут в палатку и найдут там жалкого, мокрого, перепачканного соплями мужчину. Того, который не закричал. Того, у которого под рукой не оказалось даже перочинного ножа, а топор остался у костра.
Раньше он всегда брал с собой оружие, но потом расслабился и последние годы лишь отмахивался — «да что с нами случится!».
«У Бори была ракетница. Но она наверняка в рюкзаке. А еще нож. Охотничий, большой тесак. Он клал его в изголовье. Взял ли он его с рыбалки?! Надо посмотреть. Посмотреть».
Андрей чуть приподнял голову, пытаясь разглядеть угол палатки за трупом брата. Попытался приподняться, чтобы схватить нож, но спальник издал едва слышимое шуршание, и где-то там, снаружи, вновь что-то хрустнуло. Павлов застыл, затаил дыхание и зажмурился, ожидая удара.
Воображение живо нарисовало двоих отморозков в брезентовых плащах безмолвно стоящих у его палатки. Оба с занесенными копьями-гарпунами, рослые, обязательно бритые наголо, прыщавые, с редкими зубами и оттопыренными ушами. В глазах злоба, на губах наглая улыбка. И взгляды направлены на него. Хищные, голодные.
Секунды тянулись неделями, но ничего не происходило. Те, по ту сторону, видимо, не заметили движения в палатке. Андрей осторожно, тихо вдохнул и выдохнул. Открыл глаза. Ножа он не увидел. Скорее всего, Боря положил его вдоль «пенки», и чтобы добраться до него, нужно вылезти из спальника и…
В груди стало больно. Как так случилось-то? Как в этой глуши им повезло наткнуться на такой кошмар? Они всю жизнь выбирали места подальше от человеческого жилья. Подальше от деревень, где на приезжих смотрят сквозь прицел, подальше от зон, вокруг которых могут бродить сбежавшие уголовники. Подальше от всего так или иначе связанного с человеческой злобой.
И тут такое.
Андрей решил чуть подождать. Если они начнут возню в лагере — то наверняка будут шуметь. И тогда он дотянется до ножа. Тогда они еще увидят, на что способен потерявший родного брата человек.
Верхняя губа дернулась в зверином оскале.
«Жди. Нужно ждать».
Сложно сказать, сколько он так пролежал. Час, два? Десять минут? Время исчезло. В мире Андрея остались лишь запах смерти, камень под ребрами, комары и мокрый спальник. А лес тем временем вновь наполнился веселым пересвистом. Ублюдочные птицы резвились в ветвях и встречали северное солнце. Им было наплевать на то, что произошло в тайге. Андрей лежал на боку, плотно закрыв глаза. Смотреть на мертвого брата он больше не мог. Если крепко зажмуриться, то становится проще.
«Что сказать маме? Что ты скажешь маме?»
Простая мысль пронзила Андрея, как гигантское осиное жало. Он даже вздрогнул от осознания. Представил, как выбирается к людям, как смартфон показывает первую палку связи, как набирается номер.
«Мама, Бори больше нет…»
И старенькая женщина, с трудом освоившая мобильный телефон, садится на табуретку в коридоре. Прижимает руку к груди…
— Твари! Твари! — рыкнул он и дернулся. Зубы заскрипели от бешенства. Маленький человечек внутри замолчал, изумленный неожиданной отвагой. Андрей рванулся к тесаку Бори, но онемевшее от долгого лежания тело ослушалось, и он завалился на холодный труп брата.
— Ах ты…
Те, по ту сторону, ничем не выдали себя. Андрей встал на колени, разрезал ножом стенку палатки и вывалился на мох. Поднялся на ноги и, выставив перед собой нож, огляделся. Непрестанно облизываясь, чувствуя, как холодит кожу мокрое от остывшей крови термобельё, он озирался по сторонам, пока не понял — они ушли. Словно их и не было. Ничто не говорило об утреннем визите. Ничто… Мирная картина. Тент над кострищем. Небольшая поленница дров. Котелок с торчащим из него половником.
Две палатки с трупами.
Андрей без сил опустился на мох. Положил руки на колени. Несколько долгих минут он сидел молча, смотрел прямо перед собой.
— Как так… Ну как так-то…
Павлов повернулся к палатке, где погибли Стас и Настя. Открыл было рот, позвать друзей в сумасшедшей надежде, но поник.