Валеркины размокшие эскизы сиротливо и в беспорядке лежали на земле, подрагивая от ударов дождя. Коробку складного мольберта я заметил не сразу — в сумерках он слился с песком обочины, я чуть не споткнулся об него. Крышка оказалась сорвана, часть красок потерялась. Подрамника с картиной тоже не было. Может быть, в сумке…
Но потом я увидел. Холст лежал на асфальте, вдавленный в мокрую грязь десятками колес.
Я не могу точно сказать, что я испытал в тот момент. Обреченность? Страх? Опустошение? Я стоял и смотрел, как проносятся мимо тени автомобилей с горящими глазами-фарами. Их колеса все ехали и ехали по холсту, и мне чудилось, что это сам Валерка лежит там, посреди дороги.
— … машина сбила, — не сразу услышал я обращенные ко мне слова.
— Что?
Возле меня стояла молодая женщина и держала за руку малышку детсадовского возраста.
— Говорю, под машину бедняга попал. Да вы не пугайтесь. Жив мальчишка, жив. Вот, прямо так стал переходить, а ведь тут нельзя, еще и в такую погоду! Вот он пошел, так она его, значит, и сбила. А я Настю все время учу — переходи дорогу, как положено…Хорошо, что я сразу скорую вызвала. Ой, а это его вещи? А и не заметили, сумку-то забрали, а это не заметили…
— Куда увезли?!
— Как куда? В Первую краевую, конечно, куда всех. Потому что…
Я не дослушал. Я рванул с места в нарушение всех дорожных правил.
«Жив мальчишка…»
Жив.
— Вы кто ему будете? — спросил врач.
— Учитель. Я его учитель рисования. В школе… Художественной. Это мой лучший ученик.
Сердце громко стучало в такт звонким шагам по больничному линолеуму.
Валерка казался совсем маленьким на большой кровати. Через валик на металлической спинке переброшена гиря, растягивающая его перевязанную ногу. Лицо было до неузнаваемости бледным.
— Всего лишь трещина, — слабо улыбнулся Валерка. — В бедре. Могло быть и хуже. Я сам виноват.
— Как же ты так?..
— Ну так ведь спешил же! Скоро приедут мои родители, вы не волнуйтесь — у меня все будет хорошо. Но он вот-вот должен проснуться. А я — здесь! А картина… Пожалуйста, возьмите мою картину. Врач сказал, что моя сумка, в которой картина, цела.
Бесконечные колеса едут, рвут холст на клочки. И шум небесных водопадов больше не слышен.
Я прогнал навязчивое видение.
— Хорошо, Валера, я возьму твою сумку.
— Вы говорили, что верите. Это была правда? Тогда помогите ему. Пожалуйста.
Валерка с мольбой посмотрел на меня.
— Я встречу твоего дракона, — тихо произнес я.
Он окликнул меня, когда я уже был возле дверей.
— Сергей Петрович! Спасибо!
«Спасибо…». Что я мог ему сказать? Неужели я должен был сообщить, что картины больше нет, разрушив Валеркину мечту?
Когда я подъехал к Замковой Горе, уже почти стемнело. Небо было затянуто свинцовыми тучами, но дождь прекратился. Где-то на горизонте вспыхивали далекие молнии. Медленно-медленно я вышел из машины. Подошел к краю обрыва. Древница скрывалась в чернильной тьме, лишь слышно было, как бурлит вода над камнями — от обильных дождей река вышла из берегов и полностью покрыла пороги. По словам Валерки, где-то там внизу, среди этих скал, просыпается древнее чудовище.
Дракон.
Верил ли я? Не знаю.
Да что я говорю… Нет! Не верил, конечно! Черт возьми, я же взрослый человек! Сказки для меня давно закончились. Ушли вместе с детством.
Но если предположить на секунду… На мгновение представить, что это правда? Я невесело рассмеялся собственным мыслям. Нет, этого просто не может быть.
Я достал из багажника свой «дежурный» мольберт. Укрепил холст. Автомобильные фары давали резкий, неестественный свет. Но я же опытный художник, я могу сделать поправку… может быть…
«Что ты собираешься делать? Неужели это ты всерьез?»
«Но… я ведь обещал Валерке».
«Ты собираешься сотворить учебное пособие для дракона?»
«Неплохая творческая задача, не так ли?!»
Мой внутренний оппонент пожал плечами и растворился в ночи.
Я обмакнул кисть в краску. На холсте появился первый мазок. Вот так… И еще… Через пару минут будущая картина начала обретать очертания. Через полчаса появились детали и глубина… Я отступил на шаг, стараясь не заслонять себе свет.
Это было все не то… Совсем не то… Почему? Мне казалось, что я точно восстанавливаю по памяти Валеркину картину. Но получившийся набросок был безжизнен, словно дешевая поделка на провинциальном базаре.
Валерка не писал картину — он «рисовал», как это делают дети, никогда не учившиеся живописи, рисовал душой, не задумываясь, как правильно держать кисть, как накладывать краску. Он делал все неправильно, но он видел, как должно быть.