Вот тут, почти на опушке рощи, он врезался в неприметную каменную глыбу; задняя левая лапа порой еще ноет по ночам, вероятно, был сильный вывих, а может и трещина. А здесь он мягко шмякнулся в подмерзшее торфяное болото, нахлебался всякой дряни, но выбрался без особых потерь. Чуть ближе к скале лежат три выдранных с корнем вяза — неудачно упал, боком, покатился, содрал кожу на бедре. Кровищи было! Дракон поморщился и выплюнул овечий хвостик. А там, за буреломом, еще осенью он упал мордой вперед, потерял два малых клыка. Сюда он падал долго, вся поляна была в рытвинах и ямах, и каждая напоминала о боли и раздражении. Вон на склоне холма сломанная старая ель, ствол которой распорол ему плечо. От ярости Дракон тогда едва не сжег проклятую рощу. За елью овраг, куда он рухнул в середине зимы, едва не свернув себе шею, а чуть дальше поврежденный, но устоявший дуб-великан, выдержавший прямое попадание драконьей туши. Левее — совсем смешно вышло, рухнул на медведя-шатуна, неожиданное и вкусное происшествие. А здесь он упал первый раз.
Весеннее солнышко грело узкую спину Дракона, отражалось, играло рдяными бликами на черных крыльях. У самой скалы Дракон обернулся, самодовольно хмыкнул и полез домой. Когтистые лапы легко цеплялись за каменные выступы, послушно бросая вверх могучее тело ящера.
«Пожалуй, — раздумывал он, обнимая свою кучу золота, — если забираться на скалу повыше, то траектория полета, вкупе с углом крыла и силой толчка…». С этой рваной мыслью Дракон безмятежно уснул.
В разгар лета Дракон упал на мельницу. Это была очень хорошая старая ветряная мельница, весьма украшавшая пейзаж и немало способствовавшая мукомольному производству Города. Ветряк разнесло в щепки, благо, внутри мельницы никого не оказалось. Облако из просеянной муки стояло над городом до вечера. Многие догадывались, что Дракон упал на мельницу неспроста. До этого он уже обрушивал свою тушу на сторожки, в неразметанные с весны старые стога, в огороды. Ему так было мягче падать. Со своей скалы Дракон ухитрялся допрыгивать почти до самой окраины города, исправно круша собственным телом относительно хрупкие легко разрушаемые объекты. А на обратном пути эта тварь еще и прихватывала скот. Причем значительно чаще, чем это случалось ранее. Дракон жрал уже еженедельно, помногу, выбирал крупнорогатых пожирней. Ящер порой загребал и овощи с огорода, и кукан выловленной рыбы. Не брезговал даже дубленой кожей, выставленной сыромятниками на просушку. Властелин Скалы настолько разнообразил свой рацион, что горожане уже переглядывались с тонким намеком: «Ну, и кто первый?»
Когда в день праздника урожая Дракон упал на доверху забитый тыквами склад, рыжего менестреля побили в первый раз. Не у всякого хватало выдержки смотреть на громадную тыквенную лужу, в которой плавали обломки досок, и не дать виновнику в морду. Однако, поскольку истинным виновником являлся все-таки Дракон, местное население отыгрывалось на недавнем герое.
Тыквы очень понравились ящеру, он съел все, что не сумел раздавить, и закусил чьей-то старой лошадью.
Дракон падал и падал, постепенно все ближе подбираясь к городским стенам. Он уверенно изничтожал мелкие постройки предместий, выплескивал из берегов утиные прудики, ломал крыши, заборы, колодцы и модные беседки. Приземления исполина стали отлаженными, все чаще приходились на крепкие лапы, после чего он группировался и мягко катился по земле, сминая все на своем пути, подобный громадному шару для игры в кегли.
Второй раз рыжего менестреля побили уже поздней осенью, когда Дракон упал в городской фонтан.
И вновь, как год назад, из-под зеленого капюшона рвались навстречу ветру рыжие кудри неудачливого авантюриста. Менестрель шел к пещере Дракона — на поясе сломанный палаш, за плечами разбитая гитара. Менестрель проиграл и теперь был готов расплатиться, ибо «карточный долг» был для хитреца делом чести. Шутка слишком затянулась, и гордое сердце истинного мастера игры жаждало… Хотелось бы думать, что прощения. Однако сложилось иначе.
— Эй! — прохрипел менестрель. — Ку-ка-ре-ку!
— А! Гость незваный, — живо отозвался Дракон. — Гость желанный.
Это был уже другой дракон. Мощный торс, сильные жилистые лапы, ослепительная зелень чешуйчатой брони, отполированной в многочисленных падениях о камни, деревья и скалы. В небесном ультрамарине громадных глаз крылатого ящера, казалось, проплывают испуганные облака. Не усмешка ли?
Менестрель сел прямо на пол и сказал:
— Так уж вышло. Извини. Они… — рыжий кивнул в сторону Города, — боятся тебе говорить. Делегацию что ли посылать? Смешно. Сколько раз собирались, но, сам понимаешь.