Выбрать главу

Багров Яков тоже там погиб. Он был командиром 3-й эскадрильи. Имел орден Ленина за сбитые самолеты. Погиб в районе Керченского пролива: просто не вер­нулся с боевого задания. До этого он всегда казался мне немножко хворым, не особенно разговорчивым.

По-разному гибли. Помню, 7 декабря у нас столкну­лись Канюков и Владыкин. [Канюков Михаил Васильевич, младший лейтенант. Воевал в составе 66-го иап. Воздушных побед нет. Погиб в авиакатастрофе (столкновение в воздушном бою) 12 января 1944 г.

Владыкин Алексей Васильевич, младший лейтенант. Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воз­душных боях сбил 5 самолетов лично и 1 в группе. Погиб в авиакатаст­рофе (столкновение в воздушном бою) 12 января 1944 г.] Они атаковали группу Ю-87. Видимо, с двух сторон нападали, и как-то получилось, что столкнулись при атаке. Оба смотрели на противни­ка, не видели друг друга. Так и погибли. Жалко, очень жалко.

Потери поначалу остро переживались, а потом при­выкаешь. Раз погиб, теперь что делать. Помянем, и дальше жить и воевать надо. А ведь бывало и так, что задание выполнили, шли четверкой и не увидели, когда сбили одного из них. Считали, что погиб. Потом выяс­нилось, что зенитка сбила, летчик выпрыгнул и призем­лился на немецкую территорию.

А другой еще был в подобной ситуации. Его сбили зенитки. Это Георгий Михайлович Козьмин, летчик пер­вой эскадрильи. Живет сейчас, по-моему, в Москве. Он вернулся в полк, когда война уже закончилась. То есть он сидел или был на проверке, потом только его отпус­тили. И как раз в тот период случилось, что кто-то из летчиков, стоявших на границе, улетел то ли в Японию, то ли еще куда, сбежал. В ответ на это сразу пришел приказ убрать с приграничных районов всех, кто был в плену. Козьмина сразу перевели.

Что делали с личными вещами погибших лет­чиков?

— Какие там вещи? Комбинезон, куртка, брюки. Фо­тографии высылали. Адъютант начальника штаба эс­кадрильи все это собирал и отсылал домой. Полных че­моданов ни у кого из летчиков не было.

Как складывались отношения со Смершем?

— Поскольку постольку. Эксцессов не было.

Кого было сложнее сбить — истребитель или бомбардировщик?

— В общем же если говорить, бомбардировщик сложнее, чем истребитель, конечно. Если ты сразу не сбил истребитель, то он тебя может сбить. Он же ма­неврирует. А если еще у твоего противника пилотаж от­работан лучше, он перегрузки больше выдерживает, то тут уж, конечно, он может быть победителем.

Какие задачи ставились вашему полку чаще всего?

В основном занимались прикрытием своих войск. При патрулировании звено держало строй «фронт» с интервалом и дистанцией 50—100 метров. Естествен­но, что не по прямой идешь, а маневрируешь, чтобы осматривать заднюю полусферу. Головой все не охва­тишь — приходилось доворачивать самолет. Прикры­тие осуществлялось на экономическом режиме работы двигателя. Когда пост ВНОС сообщал о приближении противника, тут мы уже набирали высоту и оттуда ата­ковали на скорости.

Приходилось сопровождать бомбардировщиков и штурмовиков. Но со штурмовиками мы работали мало. Только когда им надо было закидывать продовольствие и боеприпасы Эльтингенскому десанту. А в основном сопровождали бомбардировщиков: сначала Пе-2, а по­том Ту-2 на Берлин. При сопровождении у нас строи­лась работа поэшелонно. Одно звено шло на одной вы­соте, второе на другой. Бомбардировщики шли впере­ди, а мы прикрывали их с обеих сторон.

В конце войны нам начали вешать бомбы: или 2 бомбы по 100 килограммов, или одну бомбу 250 кило­граммов. Мы обычно бомбили как Ю-87 — переворо­том в крутое пикирование. Летали на Данциг, на Сопот бомбить корабли. Попадали? Наверное...

Кроме того, нас часто посылали штурмовать аэро­дромы. Под конец выработалась такая тактика. Ска­жем, руководство близлежащих воздушных армий при­казывает в такое-то время вылететь полком и отштур-мовать определенный аэродром. Другому полку — другой аэродром. Третьему — третий. И вот мы летали целыми полками. Подвешивали к самолетам фанерные чемоданы, и туда складывали 30—50 бомбочек по 2,5 килограмма. Мы летали, сбрасывали эти чемоданы, в воздухе они раскрывались, и бомбочки рассыпались по большой площади, а потом мы начинали штурмо­вать.

—  Списывались ли у вас в полку самолеты вви­ду изношенности планера?

—  Нет. Одно время даже были разговоры, что аме­риканцы якобы обещали, если кто-то налетает на «коб­ре» определенное, очень большое, количество часов, они летчику вроде подарка дадут меховой костюм. Но это только разговоры. Впрочем, костюмами они и так снабжали. А мы сами летали в куртках, привязывались только поясными ремнями.

—  В полку были самолеты дарственные или с надписями?

—  Надписи были. Писали сами летчики. Один напи­сал: «Жди меня, и я вернусь!». Другой, Юра Устюжанинов [Андриевский Александр Александрович, младший лейте­нант. Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 1 самолет противника. Погиб в воздушном бою 5 февраля 1944 г.] нарисовал коня, а с другой стороны цыпленка. Третий рисовал медведя или льва, голову с открытой пастью. Звездочки наши герои пририсовали. Каксо­бьют, так звездочки нарисуют. А я ничего не рисовал, хотя у меня шесть самолетов сбитых было. Сейчас го­ворят, пять самолетов сбил — ты уже ас. Тогда за это асом не называли.

У нас Шевелев Героя получил еще в Финляндии. У него 10 сбитых. Он ничего не рисовал. А вот Камозин (у него 36 самолетов сбитых лично), Панкратов [Панкратов Сергей Степанович, майор. Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 290 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 16 самолетов лично и 10 в группе. Ге­рой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Зна­мени (трижды), Отечественной войны 1 -й ст. (трижды), Красной Звез­ды (дважды), медалями] (у него 18 самолетов сбитых), Сидоров (у него 15 самолетов) перед кабиной на передней части фюзеляжа рисовали звездочки.

Еще у нас были отличительные знаки полка на са­молетах. Первая эскадрилья — коки винта красные, вторая эскадрилья — голубые, третья эскадрилья — желтые. Полос не было. Тактические номера у самоле­тов полка были белого цвета и наносились на хвосто­вой части фюзеляжа.

—   Чем вам запомнился День Победы?

—   Из нашего полка тогда пятерых послали в Моск­ву. Трех Героев Советского Союза — Сидорова, Пан­кратова и Шевелева Сергея. А кроме того, еще Ивана Ильича Засыпкина и Борченко (он за время войны сде­лал 200 вылетов). Их готовили к параду, который состо­ялся 24-го числа. А нам командир полка Смирнов Васи­лий Алексеевич говорит: «Я вам выделяю полуторку, езжайте и посмотрите Берлин, раз вы участвовали в Берлинской операции». Тогда Добрынин Александр Максимович, командир первой эскадрильи — человек душевный, очень уважаемый человек всеми летчиками полка — взял у фотографов фотоаппарат с кассетами. И вот поехали мы в Берлин. Город посмотрели, рейхс­таг. Сфотографировались на фоне рейхстага с левой стороны от входа. Потом подошли к рейхстагу, распи­сались, кто дотянулся. Там все было расписано. Кто где сумел, прилепил свою роспись. А потом мы залезли на крышу рейхстага и там еще сфотографировались. Три негатива с тех пор сохранились. Я ведь очень увлекался фотографией, и Александр Максимович это знал. Я был с ним в хороших отношениях, хотя и не в приятельских, конечно. Он все-таки постарше меня, командир к тому же. Так вот когда он выезжал из полка, то вручил мне эти негативы.