Выбрать главу

Встретили меня в полку весьма скверно. Гулаев, ко­гда узнал, что меня назначили его ведомым, разорялся: «Зачем мне жида дали!!!» Да и комполка Бобров мог себе позволить называть меня «Абрам» вместо звания и фамилии. Но оставим антисемитизм на его совести — может, его Смушкевич в Испании к Герою не предста­вил? А с Гулаевым мы стали настоящими друзьями и не раз спасали друг другу жизнь. Кстати, он лично в моем присутствии ни разу не позволил сказать вслух какую-нибудь антисемитскую чушь. Если воюешь как надо, то всем плевать — еврей ты или русский. Но вначале... Ко мне подходили мои друзья и говорили: «Семен, зачем тебе надо это жлобство терпеть? Перейди в другой полк. Всего и делов-то». Но перейти в другой полк оз­начало еще месяцы ожидания отправки на фронт. Ко­роче, я остался, а потом уже злобы ни на кого не дер­жал. Позже к нам в полк попал еще один летчик, еврей, по фамилии Фрид [Фрид Идель Нотович, младший лейтенант. Воевал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 5 самолетов противника], воевал он неплохо, и вскоре даже анекдотов на «нашу» тему не стало слышно. Это уже при Брежневе перестали принимать евреев в летные учили­ща., а в войну в истребительной авиации было немало летчиков-асов евреев: Ривкин, Горхивер, Рейдель, Вер-ников, Хасин, Левитан, Пейсахович, Нихомин...

Полк формировался из 15 летчиков старого состава и 20 новичков. Начали отрабатывать групповой пило­таж, имитацию воздушного боя, воздушную стрельбу, слетанность в паре, ориентацию в воздухе. Сделали по 10—15 тренировочных полетов, и осенью 1943 года полк убыл на 2-й Украинский фронт, в район Кирово­града. Тогда же нашему полку было присвоено звание гвардейского, и он стал именоваться 129-м гиап.

Первые вылеты не принесли побед — напротив, 2 раза я садился на вынужденную посадку на изрешечен­ном пулями самолете. Хорошо хоть на своей террито­рии. Гулаев, мой ведущий, пускал меня в бой вперед и на земле терпеливо объяснял мои ошибки. Вообще к молодым летчикам в полку относились бережно. Гулаев был прекрасный ас, только летчики поймут то, что я сейчас скажу.

Он с расстояния в километр одним залпом сбил на моих глазах немецкий бомбардировщик. А сбивать в одном бою по несколько немцев! Гулаев делал это неоднократно. А четыре тарана за войну! Николай был смелый, бескомпромиссный воздушный боец, и если бы не его школа, вряд ли я бы выжил...

   Расскажите, как вы спасли жизнь Гулаеву?

—   Начнем с того, что для меня страшней смерти была мысль, что если Гулаева собьют, то я не смогу оп­равдаться ни перед собой, ни перед товарищами, что не уберег великого аса. Поэтому в бою моя задача бы­ла «прикрывать спину» Гулаева и не мешать его «соль­ному исполнению».

Тогда, когда это произошло, мы вели бой против 12 немецких бомбардировщиков Ю-87, сопровождаемых шестеркой Ме-109, или, как мы их называли, «худых». Коля завалил двоих, но пара «мессеров» пристроилась ему в хвост и стала расстреливать почти в упор. Я кинул­ся под пули и прикрыл самолет ведущего, ну а Николай получил несколько драгоценных секунд и, набрав высо­ту, ушел от преследователей. На мое счастье, я сумел дотянуть на подбитом самолете до аэродрома. С тех пор наша дружба с Гулаевым стала крепкой на долгие годы.

 Свой первый самолет я сбил только в декабре 1943 года. Это был самолет-разведчик ФВ-189, нена­вистная всем фронтовикам «рама». «Фоккер» летел под прикрытием четверки «мессеров», мы тоже шли зве­ном. Гулаев врезал по «раме», и немец, резко снижа­ясь, с дымком, начал уходить к себе в тыл, в это время истребители сопровождения завязали с нами бой. И тут Гулаев по рации командует мне: «Семен, добей эту б...». Короче, «срубил» я его, и это была моя первая групповая победа. Через 2 дня мне вновь улыбнулась удача: сбил в одном бою 2 «Гансов» — Ю-87 и Ме-109. «Худого» сбил в лобовой атаке — он в последнюю се­кунду отвернул, нервы сдали. Одним словом, повезло. Большинство немцев имели нервы как стальные кана­ты. Вот так началась моя настоящая война.

Расскажите о жизни пилотов на войне, с кем вы дружили?

— Дружил с Гуровым [Гуров Иван Иванович, младший лейтенант. Воевал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 5 самолетов лично и 1 в группе], Гулаевым, Кошельковым [Кошельков Николай Филиппович, младший лейтенант. Вое­вал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 50 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 15 само­летов лично и 3 в группе. Награжден орденом Красной Звезды. Погиб в воздушном бою 18 апреля 1944 г.], с Жорой Ремезом [Ремез Георгий, младший лейтенант. Воевал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 2 самолета противника. Сбит в воздушном бою 17 декабря 1943 г., попал в плен, вернулся в полк в феврале 1944 г.]. Да мы все были как одна семья. Даже не знаю, могу ли я выделить кого-нибудь особо.

О быте и бытии летчиков на фронтовых аэродромах уже столько написано, что стоит ли повторять? Даже суеверия во многих полках были идентичны: не бриться и не фотографироваться в день полетов, не брать вещи по­гибших летчиков. Я, например, летал с маленькой кукол­кой в кабине. Моя будущая жена была радисткой в штабе дивизии и подарила мне эту куколку как талисман.

  Были ли случаи приписки сбитых самолетов? Были ли трусы в полку? Случаи уклонения от боя?

— Я могу тебе поведать историю, как летчик, Герой Союза, избил тылового генерала, или кто и когда летал в бой пьяным. Или рассказать о такой «легендарной» личности, как Бобров. Только зачем тебе это нужно? Чтобы кто-нибудь, прочтя этот текст, ехидно похихи­кал? Вот, мол, «герои»! Воевали люди, а не ангелы. Нас сейчас на земле осталось два человека из летного состава полка. Так что? Ты хочешь, чтобы я травил байки о людях, уже покинувших этот мир? Если кому-то инте­ресна тема о войне в воздухе, так надо о героизме лет­чиков говорить, о том, как люди, не щадя себя, каждый день на смерть шли. Давайте оставим в стороне разго­воры о морали и нравственности летчиков. Никто в на­шем полку не стрелял по немцам, выбросившимся на парашютах после сбития. У нас в полку садистов не бы­ло. Принято было, если подбитый немец сел на вынуж­денную на своей территории, добить его самолет, но в пилота никто не стрелял. А вот немцы, особенно в нача­ле войны, наших пилотов расстреливали часто.

По поводу трусов. В полку был летчик, этакий руба­ха-парень. Так у него на каждом втором вылете то мо­тор барахлит, то пулемет заклинит, то живот заболит. Когда эскадрильей взлетали, он мог еще в воздух под­няться, но в паре или в четверке сразу — «смертельно болен». Мало того — он своими бреднями про отказ мотора техников под «штрафную» подводил. Комполка его особистам на съедение не отдавал, все надеялся перевоспитать. В конце концов перевели этого летчика в тыловую часть, и там, по слухам, он погиб в какой-то бытовой ситуации. Кроме этого единственного случая, я не припомню подобных инцидентов. Про штрафные эскадрильи тоже ничего не помню. Но, например, при­шел к нам из соседней дивизии летчик, разжалованный в сержанты за происшествие, не связанное с полетами, так он за год стал Героем Советского Союза и дошел до звания капитана.