Когда Калинин предложил задавать вопросы, первым поднялся мой сослуживец Виктор Рахов и смущенно попросил оставить его в Москве, поскольку он всего три дня как женился. Калинин, улыбнувшись, согласился. Нет никаких оснований подозревать Виктора в малодушии — впоследствии он стал Героем Советского Союза и погиб на Халхин-Голе. После Рахова самоотвод по разным причинам взяли еще несколько человек. В результате из нашего НИИ в Китай отправились лишь мы с моим близким другом Григорием Кравченко (впоследствии дважды Героем), остальных летчиков набрали в строевых частях.
Нас сразу предупредили, что воевать придется под чужими фамилиями. Я взял девичью фамилию матери, а остальные назвались кто Ленским, кто Онегиным, кто Пушкиным, кто Гоголем — каких классиков читали, те фамилии себе и брали.
До Алма-Аты мы ехали в мягком вагоне, выдавая себя за стахановцев, — так что пришлось припомнить свои прежние гражданские профессии. В Алма-Ате нас уже поджидали истребители И-15 и И-16 с китайскими опознавательными знаками, на которых мы в самом конце 1937 года перелетели в Китай, где боевые действия были в самом разгаре. Воевать нам пришлось в штатском, без документов — лишь с охранной грамотой, выданной китайским правительством.
Кстати, для нашего проживания китайские власти арендовали клуб русских белоэмигрантов. Признаться, чувствовали мы себя там довольно неуютно — во-первых, были непривычны к заискиванию прислуги, а во-вторых, то и дело замечали за собой слежку.
До прилета нашей группы японцы имели полное господство в воздухе. Они почти беспрепятственно наступали вдоль Янцзы в глубь китайской территории. Однако после нашего прибытия ситуация изменилась. Советская авиатехника заметно превосходила японскую. Истребитель И-16, на котором я провоевал в Китае весь 38-й год, был лучшим самолетом того времени, что мы и доказали в боях.
Между собой мы сразу договорились, что, поскольку воюем на чужой территории и речь не идет о защите Родины, мы не обязаны побеждать любой ценой, что главное для нас — не терять своих, а уж потом, если получится, сбивать японцев. Но все равно наши потери в Китае оказались очень велики — настолько силен был противник и тяжелы воздушные бои.
Особенно памятно мне грандиозное сражение 29 апреля 1938 года — я участвовал в трех войнах, но такого количества самолетов зараз в воздухе больше никогда не видел. Японцы поклялись сделать своему императору ко дню рождения подарок — стереть с лица земли временную столицу Китая город Ханькоу. В налете участвовали сотни вражеских самолетов. Мы поднялись им навстречу. Бой был страшный. Все небо — от горизонта до горизонта — было исхлестано пулеметными трассами. Японские летчики демонстрировали чудеса храбрости — даже будучи подбиты, пылая вовсю, сгорая заживо, их бомбардировщики не покидали строя. Но смогли прорваться лишь к концессионным заводам — сам город почти не пострадал. При этом японцы потеряли более полусотни самолетов; значительные потери понесли и наемники, воевавшие на стороне Китая, — американцы, французы, англичане, — почти половина их не вернулась из этого боевого вылета. Советская группа потеряла лишь двух летчиков. А ведь поначалу западные наемники смотрели на нас свысока — почти все они были опытными пилотами, матерые, седые, многие нам в отцы годились, а как дошло до дела — опозорились, струсили и решили возвращаться домой. Китайцы смогли ихудержать лишь пообещав платить прежнее огромное жалованье, не требуя участвовать в боевых вылетах (это было необходимо из политических соображений — ради демонстрации солидарности Лиги Наций с борющимся Китаем и чтобы Советский Союз не обвинили, что мы помогаем китайцам в одиночку). А так вся нагрузка по воздушной обороне свободных районов Китая легла на местных летчиков и на нас.
Японцы, кстати, все-таки предъявили СССР претензии: мол, на каком основании советские граждане участвуют в боевых действиях без объявления войны. В ответ нарком иностранных дел Литвинов заявил, что наших военнослужащих в Китае нет, а если кто и воюет, то это эмигранты, недобитые белогвардейцы, ответственности за которых советское правительство не несет. Это заявление Литвинова, напечатанное во всех центральных газетах и фактически ставившее нас вне закона, мы восприняли очень болезненно. Да, китайское правительство платило нам большие деньги — по 500 долларов в месяц (это при том, что новенький «Форд» стоил около четырех сотен, отличный костюм — три доллара, а пообедать в китайском ресторане можно было за 10 центов), но сами себя наемниками мы, конечно, не считали — не за длинным долларом мы ехали в Китай, не ради денег сражались и умирали, так что нашему возмущению заявлением Литвинова не было предела.