Один из боев для меня сложился неудачно. Видимо, одиночная случайная пуля врага где-то пробила систему охлаждения двигателя моего самолета. За мной потянулась испаряющаяся струйка воды. Мне подсказали по радио коллеги-летчики, да я и сам это увидел при развороте.
Стало ясно — без охлаждения двигатель долго не проработает. Подо мной территория, занятая врагом. Решение созрело мгновенно: курс 90°, возможно, дотянем до своей территории. Побежали томительные минуты. Вот и линия фронта позади. Стрелки контроля режима поползли в разные стороны, из выхлопных патрубков появился белый дым — горело масло, скрежет, конвульсивные рывки двигателя и тишина, только шипение перегретого двигателя. Высота 4000 м. Ручка от себя, планирую, глазами подбираю площадку. Садись, практически, где хочешь — степь, только одиночные овраги да пересохшие речки нарушают однообразие. Тем временем высота падает — 3000, 2000, 1000.
И вот, когда до земли оставалось 500–600 метров, я услышал (мой двигатель не работал) характерный свист самолета Me-109. Повернулся назад — я у него уже в прицеле. Как говорится — ваше решение? Скорее автоматически, чем сознательно, — ручка от себя и левой ногой на педаль — разворот влево. В этот момент огненные ленты прошили мой самолет, полетела обшивка с правого крыла. Выравниваю самолет из крена, ручка на себя — земля. Самолет не скапотировал — уже удача — лежит на животе. Мысль работала быстро и четко: «Наверное, будет расстреливать на земле». Быстрее от самолета, ремни, за борт, но падаю боком, откатываюсь в сторону, смотрю в небо — где он? Оказывается, я ранен в правую ногу. Фриц сделал круг над моим самолетом и ушел на запад, видимо, подумал: «Готов Иван». Далее все пошло значительно медленнее и тяжелее. Знойное полуденное солнце в небе, стрекот кузнечиков и никого, сколько глаз хватает, кругом ни людей, ни машин. Только мы вдвоем — я, раненный в ногу (три осколка), и безжизненный распластанный на земле самолет, который всего каких-нибудь 10–15 минут назад был грозной для фашистов машиной.
Перевязываю ногу, забираю планшет и парашют, снял и часы с самолета (они сейчас хранятся у меня как память об этом событии), но, о ужас! — наступать на ногу практически не могу, а кругом ни одной, даже захудалой, палки. Только трава да перекати-поле. Но не век же мне здесь сидеть, надо двигаться на юг. Там должна быть дорога.
Проходит час, два, три. Не иду, а практически ползу, самолет еще виден. Солнце уже клонится к западу. Присел на парашют, задумался. И вдруг вижу — вдалеке едет автомашина. Встал во весь рост, машу руками, выпустил полную обойму из пистолета.
Не знаю, то ли он меня увидел, то ли судьба, но подъехал один солдат за рулем. Оказалось, что до ближайшей балки, где были люди, более 10 км.
В госпитале, куда привез меня водитель, мне обработали ногу, посадили на другую машину — и в путь. Через 4–5 часов я уже был на своем аэродроме.
Госпиталь авиационной 8-й ВА, город Астрахань, дом отдыха 8-й ВА под Пугачевом и через 2,5 месяца я в строю, в штабе 8-й ВА, уже за Волгой. В это время враг вплотную подошел к Сталинграду. Шла самая кровопролитная битва за цитадель на Волге.
Я прибыл в штаб 8-й ВА, чтобы уточнить, где находится мой полк. Но мне говорят, что у них такого полка нет, что он, возможно, в соседней армии. Но потом появился штабной полковник и, уточнив, чем я интересуюсь, объяснил мне, что командир полка майор Фоткулин погиб в бою, комиссар тяжело ранен, многих других летчиков уже нет, полк расформирован и знамя полка сдано в армию уже более 1,5 месяцев назад.
Я понял ситуацию и сказал: «Тогда прошу вас направить меня в ту дивизию и полк, которую вы считаете нужным».
Получил назначение в 287-ю истребительную авиадивизию, которой командовал полковник Данилов. Уточнили, что эта дивизия в составе трех полков пока дислоцируется на аэродроме Средней Ахтубы и Заплавского.
Был конец октября 1942 года. Прибываю в дивизию и получаю назначение в 27-й ИАП под командованием подполковника Слуцкова.
Тут произошел следующий эпизод: я пересекаю аэродром, чтобы попасть в землянку — штаб полка. Бросил взгляд в сторону деревни Ср. Ахтуба и увидел два самолета, идущие на бреющем полете. В тот момент я подумал — наши ребята возвращаются с боевого задания. Выскочив на летное поле, они еще плотнее прижались к земле и, когда проскакивали мимо меня, я увидел, что это два «Мессершмитта Me-109» с черными крестами на желтом фоне на крыльях.