Он в отчаянии завопил:
— Ничего! Ничего!
Сэм дал ему прокричаться, и зрелище это было душераздирающее. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как и Дрейфус. Ему очень хотелось прочитать то, что написал Дрейфус, но вдруг оказалось, что книга не имеет никакого значения. Главным было то, что свершилась чудовищная несправедливость.
Дрейфус постепенно пришел в себя. Сэм осмелился предложить ему:
— Не хотите ли прочитать мне последнюю главу?
Он подумал, что при слушателе его друг сможет отделить себя от своего повествования и захочет дорассказать историю до конца. Попробовать стоило. Да и сам Дрейфус этого хотел. Он подошел к столу, взял несколько листков бумаги. И, не поднимая головы, начал читать.
Сэм слушал главным образом не что он читает, а как. Вид у Дрейфуса был отстраненный, словно история, которую он излагал, произошла с кем-то другим. Тон у него был бесстрастный, почти безразличный. Сэм видел, что чтение действует на него благотворно, ему это нравится, он сосредотачивается. И радовался.
Закончив, Дрейфус сказал:
— Мне надо продолжить.
Сэм встал. Пора было уходить.
— Не буду вам мешать, — сказал он. — Это хорошо. Очень хорошо, и дело нужно довести до конца. Люблю, когда мне читают. Мы можем в следующий раз это повторить?
— Приходите поскорее, — сказал Дрейфус. — Я подготовлю вам новую главу.
По дороге в контору Сэм решил, что надо ходить к другу почаще, просто для того, чтобы тот ему читал. Он не будет просить рукопись. Будет слушать на месте. Он знал, что писатели обычно живут уединенно, но они хотя бы изредка с кем-то общаются. У несчастного Альфреда уединение было двойным, он жил в беспрестанном одиночестве, да еще и отягощенным несправедливостью случившегося.
Из конторы Сэм позвонил жене. А когда она сняла трубку, не знал, что сказать. Он позвонил, просто чтобы услышать ее голос, удостовериться в том, что у него имеется слушатель, убедиться в том, что у него есть двое детей и жизнь помимо работы.
— Просто звоню сказать «привет», — растерянно проговорил он. — Я вернусь пораньше. Можем все вместе поужинать.
За что Дрейфусу благодарить судьбу, задался он вопросом. И ничего вспомнить не мог.
Во время каникул в середине семестра я готовился к визиту директора одной американской государственной школы — я с ним познакомился во время одного из своих лекционных туров, еще когда работал в Хаммерсмите. Доктор Смитсон был рьяным англофилом, знатоком английской истории и культуры. Он узнал о моем назначении, написал, что очень хотел бы приехать и посмотреть, как работает одна из лучших, насколько ему известно, школ Англии. Я с радостью пригласил его и его жену в гости. Я договорился с разными преподавателями, что они покажут ему школу, решил устроить фуршет, чтобы они могли познакомиться и с другими сотрудниками, а Люси подготовила для них экскурсию по окрестностям, где некогда происходило множество исторических событий. Я с нетерпением ждал начала занятий и особенно — отчета о лыжниках.
Эклз рассказал, что мальчики стали гораздо лучше кататься, получили массу удовольствия и не хотели уезжать. Он так расписывал эту поездку, что мне даже не очень верилось. Мальчики выглядели неплохо, и при случае я спросил каждого, довольны ли они поездкой. Ответы были совершенно одинаковые и, как я подозревал, отрепетированные.
«Мы замечательно провели время», — говорили все как один. За исключением Джорджа, который выдал тот же отрепетированный ответ, но по его тону я понял, что замечательного там для него не было ничего. Вид у него был мрачный и даже встревоженный, и всю следующую неделю я внимательно наблюдал за ним. Я часто видел его с юным Дэвидом Соломоном. Собственно говоря, больше он ни с кем не общался, и, хотя эта дружба мне нравилась, меня настораживало, что других приятелей у них нет. Более того, Джордж, похоже, перестал ходить к Эклзу на чай. Я был уверен, что на австрийских склонах что-то пошло не так, но что там случилось, догадаться не мог. Мне оставалось только ко всему присматриваться и прислушиваться.