Тамара глубоко вдохнула свежий, наполненный солью воздух, прищурившись, из-под руки посмотрела в небо, и вдруг побежала. Захотелось проделать длинный-предлинный путь, спускаясь и поднимаясь на пригорки, прежде чем встретиться с шумными волнами и привычно окунуть кончики пальцев в быстро набегающую, играющую камешками пену. Тамара и сама не поняла, как это вышло. Она терпеть не могла бегать, просто не умела и всё. Вот и сейчас сразу же закололо в боку, как это бывало всегда на уроках физкультуры. Но Тамара не стала останавливаться, она упрямо бежала вперед. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Острая боль справа усилилась, во рту пересохло, а в груди появилось жжение. «Надо передохнуть, — почти вслух произнесла Тома, — остановись, отдышись, а то совсем тяжко». Но ноги в белых кроссовках упрямо и монотонно бежали вперед, с непривычки неустойчиво проваливаясь в мелкий гравий. С моря потянуло ветерком, на глазах появились слезы, но Тамара продолжала бежать. Заныли мышцы ног, спины, шеи, губы отчаянно пересохли, она не остановилась. Преодолевая себя, добежала до пляжа и, задыхаясь, опустилась на старый пластмассовый лежак. По вечерам здесь, видимо, собирается молодежь. Вокруг виднелись пробки от бутылок, смятые банки и окурки. Тамара брезгливо поморщилась, но уйти сразу не смогла — нужно было восстановить дыхание.
Море шумело и гудело, призывая подойти ближе, и Тамара повиновалась. Налитые свинцом ноги тут же взвыли. «Ох, завтра будет болеть всё!», — подумала она, как бы приседая в привычном реверансе и приветствуя своего главного психотерапевта. Волны лизнули ладошку и с удовлетворением отползли назад. Назавтра Тамара побежала снова. А потом снова… Дядя Юра качал головой: совсем баба помешалась. О том, что звонил Николай, даже не упомянул. Понял: ни к чему это. Поглядывал утром в окно и видел только ярко-оранжевую ветровку да черные волосы, собранные в аккуратный короткий хвост. «Опять побежала, — качал он головой, — глядишь, всю боль, тоску и выбегает. С Николаем-то неладно у них…» Почему-то был уверен — не в Тамаре дело. Уж очень больные у нее глаза оказались, и глубокая морщинка тревожно прорезала переносицу.
Тридцать первого декабря Тамара проснулась рано и поняла, что заболела. «Добегалась!» — мелькнула первая же мысль. Вчера во время ее ставшего уже привычным моциона, ей стало так жарко, что она стащила с себя куртку и еще долго стояла на морском берегу, в одной тонкой кофте. Не по-зимнему ласковый ветерок приятно освежал лицо, остужал разгоряченное тело. Сейчас всё тело ломило, а голова была тяжелой, как чугунок, в котором дядя Юра иногда варил картошку. И тут Тамара поняла, что она даже не захватила с собой лекарств. У нее не было ничего ни от температуры, ни от ломоты в мышцах, не припасла даже малинового варенья или лимона. Хотелось пить, но встать с кровати было невозможно. Дядя Юра уехал к дальним родственникам, так он делал всегда в канун Нового года. Ему было неловко оставлять Тамару в одиночестве, но она заверила его, что хочет полностью сломать стереотипы и в этом году мечтает съесть мандаринку и просто лечь спать. А рано утром отправиться встречать первый в новом году рассвет на берегу моря. При мысли о мандаринке и ее кисло-сладком вкусе, пить захотелось еще больше.
Она с трудом встала и включила чайник. Ей стало ужасно себя жалко, а еще вдруг напала паника: как она тут одна? Никого, кроме дяди Юры она здесь не знает. Есть еще Петровна, но и она занята предпраздничными хлопотами, а может, куда и уехала. Аптека на другом конце поселка, никакой службы доставки здесь отродясь не видывали, а завтра вообще всё будет закрыто. Она посидела немного в ожидании, когда закипит чайник и вдруг потянулась за сумкой. Вспомнила, что где-то в кармашке должны быть таблетки, которые служат ей обезболивающим. Они помогают, когда болит живот, а еще, кажется, снижают температуру. Вместе с хрустящим блистером пальцы нащупали глянцевый картонный прямоугольник.
Запив таблетку водой, Тамара несколько минут тупо смотрела на визитку Жени. Появился соблазн обратиться к нему за помощью. Может быть, он сможет привезти ей лекарства. «Глупости! — тряхнула она головой, и тут же сморщилась от боли, пронзившей висок, — человек к Новому году готовится, а тут здрасьте-пожалуйста, едва знакомая тетка из поезда, о которой он и думать давно забыл…»
Она кое-как налила себе чая и решила вернуться обратно в кровать. Кружку прихватила с собой. В холодильнике в банке обнаружились остатки облепихового варенья, его она тоже намешала в чай — кислинка приятно освежала рот. «Может быть, удастся заснуть и к вечеру всё пройдет», — с тоскливо надеждой подумала Тамара, прекрасно понимая из опыта, что эта противная болячка еще несколько дней ее не отпустит, и будет глумиться, выкручивая руки и ноги и приправляя всё это головной болью.
Ей удалось ненадолго задремать, но вскоре она поняла, что температура снова поползла вверх, а к головной боли и ломоте в мышцах присоединилось горло. Тамара жадно отпила кисловатый остывший чай. Она уже давно не болела так сильно, и сейчас ей показалось, что здесь, в одиночестве с ней может произойти что-то плохое. Пока в окно светит яркое беззаботное солнце, а вот ночью станет совсем страшно. Это в большом городе, где есть больницы и круглосуточный доступ помощи, болеть можно спокойно, а здесь… Взгляд снова упал на визитку, одиноко лежавшую на столе. Тамаре было ужасно неловко, и она чувствовала себя полной дурой, но повинуясь безотчетному порыву, решилась вдруг позвонить. «Хоть бы он не взял трубку», — глупо подумала она, не задаваясь вопросом, зачем тогда вообще набирает этот номер.
— Да, слушаю, — раздался знакомый голос.
Во рту так пересохло, что она не сразу смогла выдавить из себя приветствие.
— Алло, я слушаю, — повторил Женя.
— Женя, здравствуйте, это Тамара.
— Тамара? — удивился мужчина.
— Да, помните, мы в поезде вместе пили шоколад… Фамарь, — вдруг не к месту натужно прошелестела она.
— Да, да, конечно! Тамара! Я рад вас слышать! С наступающим вас Новым годом! Как вы?
И тут Тамара расплакалась. Она всхлипывала, как маленькая девочка, которую бросили в одиночестве на произвол судьбы. Нос моментально наполнился вязкой влагой, а голос стал невыносимо гнусавым.
— Плохо, Женя… Я заболела, я тут в поселке, одна… И я хотела попросить вас привезти мне лекарство. Я…
— Где ты? — вдруг перешел на «ты» Женя. — Точный адрес. Ты простыла?
— Кажется, — опять жалобно пропищала Тамара.
— Тамар, скинь мне сейчас же адрес, а я пока в аптеку, потом сразу к тебе.
— Но лекарства…
— Скинь адрес, — нетерпеливо перебил Женя, — лекарства куплю сам, у меня друг доктор. Что у тебя? Температура? Кашель?
— Нет, кашля нет. Горло, ломает всю, жар…
— Я понял. Жду адрес. Постараюсь быстрее. Не раскисай там, ладно?
Тамара почувствовала, как по вискам катятся слезы. Она плакала и от боли, и от жалости к себе, и от того, что пусть хоть и на время, но рядом с ней окажется живая душа.