— Так что? Завтра поедем? Не зря же я отпрашивался?
Соня продолжала смотреть на него строгими глазами, и Николай осекся. Она взяла в руку вилку, попробовала подцепить кусочек голубца, но тут же оставила еду в покое.
— Коляска потом… Мне для Тимура надо. А без твоего разрешения я брать не хочу. Стыдно.
Николаю показалось, что на него обрушилась лавина. Понеслась, сметая всё на своем пути, а потом рухнула и придавила непробиваемым слоем. Ни пошевелиться, ни докричаться.
Глава 25
Николай медленно встал из-за стола. Соня сидела, нервно сжимая хрупкие свои пальцы. Они как прикосновения невесомых крылышек сводили Николая с ума каждый раз, когда хотя бы мимолетно он касался ее рук. А уж когда они порхали по его телу, как по живому музыкальному инструменту, останавливался земной шар. Глаза Соня так и не подняла, и Николай горько усмехнувшись, протянул руку, чтобы коснуться ее подбородка. Но вдруг передумал. Рука так и застыла на полдороги. Постояв еще секунду, он вышел из кухни. Его охватило отчаяние — весь мир, который он выстроил, рушился прямо на глазах. Смириться невозможно. Да и как отказаться от своей, уже, казалось бы, заранее рассчитанной жизни?!
В голове был сумбур. Соня к нему так и не вышла. Он сел на диван, пытаясь привести мысли в порядок. Нужно разобраться в ситуации, откинув эмоции. Что он ведет себя, как кисейная барышня? Он мужчина. Он должен расставить всё по своим местам: четко, категорично, понятно. Для этого нужно ответить на несколько вопросов, а уж после принимать окончательное решение. Да, ситуация не простая. Но чего в ней больше, если уж говорить откровенно? Ревности. Ничего, кроме ревности нет, а значит, он может оказаться во власти эмоций. Рационализм, который был так ему свойственен, вдруг подчинился соперничеству. Банальному, как в царстве животных в борьбе за самку.
Есть, конечно, у Николая и одно оправдание: никогда он не знал такой бури страстей. Он даже не подозревал, что способен так ревновать, злиться, быть готовым сражаться с тем, кто пытается покуситься на его любовь. Это впервые. И вот почему он не может просто так отказаться от Сони и тех эмоций, что испытывает, находясь рядом с ней. Так он понимает, что живет. Душа кипит, возмущается, рвется на части, но зато потом тает и растворяется где-то в неземном мире. Вот такая она его поздняя любовь.
— Соня! — негромко позвал Николай. — Соня, иди сюда…
Соня возникла сразу же, как будто только и ждала его оклика. Она тихо подошла и встала перед ним, опустив длинные свои руки, время от времени беспомощно шевеля пальцами. Иной бы подумал — притворяется, взбесила бы показная святость, а у него сердце защемило от жалости и нежности к ней. Знал, нет в ней притворства.
— Сонечка, — он нашел ее пальчики и потянул к себе. — Садись.
Соня невесомо села рядом, на щеках у нее рдели два ярких неровных пятна, а крошечные ушки горели алым.
— Соня, я дам тебе денег.
Соня вскинула на него серые потемневшие из-за расширенных зрачков, глазищи. Цвет напомнил холодное северное море в период осенних и зимних штормов. Ее всегда чуть влажные губы шевельнулись, а руки вскинулись к груди, но Николай жестом остановил ее.
— Я дам денег, но…только при одном условии.
Соня закивала покладисто, как бы говоря: «Хорошо, хорошо! Только помоги!»
— Расскажи мне, почему ты считаешь себя обязанной. Если ты его не любишь, то почему ты готова забыть о нас ради помощи ему? Расскажи спокойно, без утайки.
Он пристально, как следователь посмотрел на нее. Соня беспомощно опустила плечи и вздохнула. А потом начала говорить. Ничего ужасного в ее истории не было. Пожалуй, для людей из творческой среды вообще явление обычное. Да, Соня влюбилась в Тимура, сначала, как ученица, а потом и как женщина. Такое часто бывает. Мастер и его Муза. Тут Николай даже подумал, что и для него Соня является именно Музой, источником вдохновения, только не для того, чтобы писать картины, сочинять музыку или стихи, а для того, чтобы видеть смысл своей жизни.
Много старше и умудренный опытом Тимур, открыл в Соне возможность видеть свои произведения по-другому, не так как все. Изначально предполагать необычность подачи. Смотреть на искусство, как на возможность погрузить зрителя в свой внутренний мир. И мир этот может быть не только радостным и лучезарным. Отсюда пошло увлечение Сони тревожной и даже мрачноватой черно-белой фотографией. Для съемок она выбирала заброшенные парки, причем могла бродить там поздней осенью, в сумерках и совершенно одна. Часто лазила в кирпичные полуразрушенные постройки, искала готические мрачные часовни, арки, увитые плющом и каменные мосты, уцелевшие из прошлого. В ее работах тени смешивались с отблеском пламени свечи, черными балахонами, высвеченными элементами крестов.