Тихо загудел холодильник, и Тамара подумала, как лень ей снова выходить на улицу и тащиться в магазин. Хотелось в душ, а потом напиться свежезаваренного, а не из пакетиков чая. Есть с дороги совсем не тянуло. Вспомнила, что в морозилке лежит пакет с морепродуктами, а в шкафчике запас спагетти. В крайнем случае, приготовит себе пасту. Она прошлась по квартире, провела рукой по столу и подоконнику — пыль. Немного, но есть. Дверца шкафа, где хранились документы, полуоткрыта. Машинально потянулась ее закрыть и увидела, что коробка стоит не на той полке. Значит, Коля приходил за документами. Может быть, она уже давным-давно свободная женщина, только еще не знает об этом?
Ближе к вечеру набрала Лёльку. Волновалась и долго решала: готова ли она к разговорам с дочерью. Но на душе было спокойно — разочарование улеглось и уже не выжигало душу калеными углями. Лёля ответила с первого же гудка.
— Мама!
В ее голосе слышались и неприкрытая радость, и волнение, и настороженность — вдруг ей показалось!
— Привет, Лёля, — привычно и тепло отозвалась Тома. — Как ты?
— Мама! Мамочка! Ты как?! Когда ты…
— Я дома, Лёлька. Утром приехала.
Мгновение в трубке было тихо, а потом раздался такой звонкий визг, что Тамара даже поморщилась — стало больно уху.
— А-а-а-а! — кричала Лёлька, — мам, ты дома? Правда? Честно-честно? Глеб, Глеб иди сюда! Мама дома! Мама приехала! Представляешь?!
Тамара улыбнулась и взглянула на себя в зеркало. Глаза довольные, лучатся. Не ожидала она такой реакции дочери. На душе еще больше потеплело. Ольга радовалась так искренне, как маленький ребенок, абсолютно без притворства. Ей это польстило. В конце концов, дочь оказалась права: никто не умер и никто не виноват. Просто так бывает.
— Мам, а можно?… — Лёля вдруг неуверенно замолчала.
— Ну, конечно, можно Лёлька! — рассмеялась Тамара. — Это ведь и твой дом. Приезжай! Можете вместе с Глебом. Я… я соскучилась…
Тамара с трудом произнесла последнюю фразу, как-то не принято было у них с дочкой говорить по душам. Всё время о делах, на разные темы, но, старательно не затрагивая личного. А оказывается, это возможно. И не надо стесняться своих чувств. Нет, всё-таки она бы всех несчастных женщин, с вырванным и безжалостно разрушенным доверием, в обязательном порядке отправляла бы на море. На реабилитацию. Как ей повезло с тетей Клашей! Ее старомодный и скромный домик сотворил чудо.
За то время, что Тамара находилась в поселке, она несколько раз ходила на местное кладбище, к могилке родных. Здесь и бабушка, и тетя Клаша, и дядя Валера. За оградкой всегда прибрано и чисто — дядя Юра старался. Она садилась на маленькую скамеечку и поначалу просто смотрела на блеклый портрет тетки. Казалось, будто ее хитрые, с прищуром глаза, так и говорили: «Ну, что сидишь? Рассказывай! Непутевая…» И Тамара рассказывала. Сначала неохотно, сквозь слезы, по частям и отрывками. Потом больше, горячась и высказывая всё, что она думает о Николае и его любви, а перед отъездом уже спокойно, без надрыва. Принесла белые хризантемы, поблагодарила, пообещала вернуться скорее.
— Нет, мам, я без Глеба… — торопливый голосок Лёли нарушил мысли. — Я быстро! Я вот прям бегу, ладно?
— Не торопись, Лёлька, не беги. Я дома. Я тебя жду.
— Ма-а-а-м… — засопела ее такая взрослая дочь.
— Всё, жду! Только купи что-нибудь к чаю. В доме шаром покати!
Когда Тома открыла дочери дверь, та потянула носом, всхлипнула и уткнулась горячим лбом ей в шею. Ничего не говорила, только шумно дышала, как будто пробежала марафон. А Тамара ничего и не спрашивала. Поцеловала ее в щеку, прижала к себе, отстранила.
— Раздевайся! Руки мой! Есть будешь? Я сделала макароны с морскими гадами, правда, без сливок, но думаю, и так вкусно.
Лёлька смущенно повела носом — когда она не была голодной? Уплетала за обе щеки, вскидывая на мать темные глаза, воровато смотрела в сторону, пугаясь будущих вопросов. Тамара есть не стала. Налила себе чай, вынула из коробки заварные и откусила кусочек. Непроизвольно поморщилась — уж очень сладкие! Она сидела у окна, с которого всё так же свисали нитки гирлянды. И вдруг поймал взгляд дочери. Одновременно вспомнили они тот ужасный вечер, когда между ними прямо здесь легла черная тень непонимания и ссоры.