Николай мягко плыл в невесомости. Ощущения были приятные. «Интересно, как это возможно? — лениво скользили мысли, — я что, попал в космос? Ха-ха…» Потом его закружила свистящая воронка, и ему стало страшно. Над головой раздавался ужасный грохот. Казалось, он никогда не закончится. Хотелось закрыть уши руками и закричать: «Прекратите!» Вдруг лязг и грохот исчезли. Вместо них раздался противный писк, как будто над ним кружила стая летучих мышей. «Поэтому и темно, — успокоился Николай, — летучие мыши живут в темноте». Откуда-то издалека доносились громкие, и едва слышные голоса, они сплетались воедино, потом распадались на отдельные звуки, и всё это ужасно раздражало. Хотелось уже заснуть, но его постоянно отвлекали. «А ведь мне с утра на работу», — обиженно думал Николай.
Он лежал на высокой кровати в окружении приборов, словно и правда, летел в космическом корабле. Многочисленные трубочки, провода, датчики, прыгающие на черных экранах цифры, напоминали научную лабораторию, если бы не особенный, специфический запах больницы. В какой-то момент он очнулся и попытался коснуться головы, но неуклюжие пальцы нащупали на глазах плотную повязку. Остальное тело он не ощущал и не мог даже представить себе, насколько серьезны его травмы.
Об аварии и состоянии Николая Тамаре рассказал неравнодушный доктор. Он сухо произнес перечень медицинских терминов, из которых она ничего не поняла. Слова звучали знакомо, но расшифровать их не представлялось возможным, тем более что для доктора они были привычны, а на непонимание родственников он давно не обращал внимания. Главное, озвучить, а уж потом расшифрует, чем именно грозит каждое из перечисленного. Одно Тамара запомнила точно — осколки стекол задели глаза, но насколько пострадало зрение будут говорить много позже, когда пациент пойдет на поправку. По мнению врача, больших проблем быть не должно, но гарантировать он ничего пока не может.
Разговор длился от силы три минуты, но Тамаре показалось, что прошло несколько часов. «А Лёля? Лёля знает?!» — обожгла ее торопливая мысль. Она принялась набирать дочь, но та сначала была вне зоны, потом в трубке грохотало метро, и только через некоторое время она перезвонила. Узнав об отце, всполошилась, зарыдала, кричала что-то несвязное, и Тамара жестко ее осадила, понимая: не время биться в истерике. Все переживания потом, а сейчас нужно собраться и ждать новостей о состоянии Коли. Ей и в голову не приходило, что в больнице уже давно может дежурить та, к которой он ушел. Она вообще о ней забыла. Помнила только об Ольге Ивановне — надо как-то ей сообщить. А у свекрови слабое сердце. Тамара взглянула на себя в зеркало сухими тревожными глазами и поняла, что находиться просто так дома, в ожидании, она не может. Да и не стоит по телефону пугать Ольгу Ивановну. Лучше сообщить плохие новости, глядя ей в глаза. Если что, сможет хотя бы помочь. Тамара быстро оделась и выскочила из дома. Всю дорогу она крепко сжимала в руке телефон, опасаясь, что пропустит важный звонок. «Вот и пропасть», — билось в голове.
Глава 29
Сорваться в бездну ей не дали. Это не были заботливые руки невидимой помощи, что в одночасье оказались за ее спиной и бережно поддержали, не давая упасть. Не появился волшебник, который быстро, грамотно, а главное, без последствий, исправил всё, что накренилось и начало рушиться. Не случилось чудо, когда звонок оказался ошибкой или жестоким розыгрышем. Просто сначала Тамаре на грудь бросилась Ольга Ивановна, а потом приехала растрепанная, с абсолютно детскими, беспомощными глазами, Лёлька. И зарыдала прямо на пороге. Глеб уже неделю находился в командировке и не мог бросить всё и вернуться прямо сейчас.
Бабье царство. И единственным человеком, который не потерял рассудок в этом царстве, оказалась Тамара. Хотя она бы с большим удовольствием улеглась на кровать и со страдальческим лицом принимала всех, кто хлопотал, поднося таблетки или чай, поглаживал ее по волосам и шептал бесконечное: всё будет хорошо. Увы, но таких рядом не нашлось.
Тамара усадила свекровь в кресло, растерла ей ледяные, чуть узловатые пальцы, закутала в плед. Подробностей не рассказывала, да и сама-то толком еще ничего не понимала. Ольга Ивановна цеплялась за руки Тамары, не отпуская от себя.
— Томочка… ох…Тома! Разбился? Совсем убился? Ох!
По щекам текли слезы, бледные губы подрагивали, и она всё время переводила растерянные, как у ребенка глаза, то на Тамару, то на Лёльку.
— Ольга Ивановна! — бодро отвечала Тамара, — ну, кто вам сказал, что Коля убился? Небольшая авария. Я же вам объясняю, Коля жив, в больнице, но жив и травмы у него не критические.