Еле выждал два дня и помчался к Соне, но встретиться им не удалось — ей назначили строгий постельный режим, плюс бесконечные капельницы. Он как мог, поддерживал ее по телефону, пытался рассмешить и успокоить, чуть было не рассказал о своем сюрпризе, но всё же решил повременить. Соня была вялая, словно только проснулась, часто молчала, и каждое слово из нее приходилось буквально вытягивать. Она ничего не просила и на все предложения передать ей вкусностей, отвечала отказом. Не нравилось ее состояние Николаю, но приходилось довериться врачам, другого и не оставалось.
Позвонила вдруг Инесса Леонардовна и строго его отчитала, не хочет ли он угробить Сонечку? Николай опешил: с чего бы?
— Ты понимаешь, что ей нельзя оставаться в этом роддоме? Ты знаешь, как там относятся к беременным? А я знаю! Нормальный мужчина, ответственный мужчина, по-настоящему любящий мужчина, уже давно нашел бы возможность перевести свою…э-э-э, жену, в частный перинатальный центр. А здесь ничего хорошего ждать не приходится! Вот у моей подруги зять. Он пылинки сдувал с ее дочки, пока она ребенка ждала. Сразу ее частная клиника наблюдала. Хотя о чем это я… Сонечка слишком терпелива, жаловаться не станет, а тебе и невдомек. Спровадил и рад. Захапал молоденькую, совсем девчонку, — вдруг плаксиво затянула она.
Николай попытался возразить, но Инесса Леонардовна громко хлюпнула носом и отключила телефон. Он еще долго соображал, что это было, и даже заподозрил, что мать Сони выпила лишнего, вот ее и понесло. Если бы была какая-то проблема с врачами, Сонечка наверняка бы сообщила. Позвонил на всякий случай ей, и снова услышал еле лепечущий равнодушный голос, заверяющий его, что всё хорошо.
Николай метался по квартире из угла в угол. Даже Ольга Ивановна старалась не попадать ему под руку и тихо отсиживалась у себя. Жалела она сына. Сколько бы ни делала вид, что сердится, но сердце разрывалось, глядя на его неустроенность. Тамара снова уехала и вряд ли уже захочет с ним соединиться, Лёлечка глаз не кажет. Рассыпалась семья, развалилась, как треснувшая от кипятка стеклянная банка. Сколько ни собирай теперь осколки, а так и будут трещины одна на другую наползать. И как с этим смириться на старости лет? Не дали спокойно дожить и умереть с легким сердцем. Просыпалась рано, чуть свет и сразу же начинала думать, жалеть себя, ругать сына, а потом находить для него оправдания. «Ладно пускай бы уже с этой был счастлив, чтоб всё как у людей. Так нет. Носится куда-то, приходят, уходят, то больница, то денег надо». Вздыхала, размышляя. Такие страсти в двадцать лет гожи, а почти в пятьдесят? Не молодеет ведь. Если бы уж женился, как полагается, свадьба, потом дите, чтоб всё по порядку, так и тут черти что. Пугалась, что помянула нечистого и крестилась, глядя на икону. Все ноги стоптала в церковь ходить. Раньше просьбы были длинные, витиеватые, затрагивали всех в семье, а теперь кратко просит — «чтоб наладилось всё», а то и вовсе молчит, ежится под строгими взглядами святых. Где ошиблась? Почему таким воспитала? Потом правда, защищалась — не убийца, не вор, ну, а что запутался в жизни, так с кем не бывает?
Николай решил ехать в роддом, нужно было разыскать лечащего врача и переговорить с ним о Соне. Может, и правда, увезти ее туда, где о ней лучше позаботятся? И вот тут-то мелькнула в голове мысль о квартире и приличной сумме, что позволила бы окупить все расходы. Но как же не хотелось уступать Тамаре! У Николая даже заныл зуб от переживаний. Решил пока всё же повременить, еще ничего непонятно. Да и продажа — дело небыстрое.
Пока добирался, попал под дождь и промок насквозь. Так и стоял перед окошком справочного с мокрыми волосами и потеками на рубашке. Чернявая, как галка медсестра восточной внешности попросила обождать и, не торопясь, удалилась. «Они, что здесь, вообще никуда не спешат?» — раздраженно подумал Николай, чувствуя, как хлюпает вода в туфлях, а тело пробирает озноб. «Еще заболеть не хватало», — тоскливо мелькнуло в голове. Прошло пять минут, к нему так никто и не вышел. Соня на звонок тоже не отвечала. То ли процедуры, то ли спит. Николай огляделся. В глубине фойе он увидел маленький больничный буфет. Нестерпимо захотелось горячего чая и желательно с лимоном. Он вдруг ярко представил себе граненый стакан темно-коричневой сладкой жидкости с желтым неровным кружком. Ноги сами понесли его в сторону отгороженного стендами с изображением дымящихся кружек и ватрушек, общепита. Внутри кое-как приютились два пластиковых белых стола и такие же два стула. Не доходя до витрины с пирожками и сосисками в тесте, Николай замер на месте. Он медленно повернул голову и даже несколько раз моргнул. За одним из столиков, неловко сложив длинные ноги, сидел Тимур. Николай сразу же узнал его, та черно-белая фотография так и осталась у него перед глазами. Сидел он полубоком, не обращая ни на кого внимания и игнорируя бумажный стаканчик с остывшим кофе. Рядом стояла бутылка воды.