* * *
Я двигался, помечая огненными крестами
белую карту твоей кожи. Тайной тропой
крался мой рот тайком, на паука похожий,
по тревожной тебе, за ненасытной тобой.
Грустное милое чудо, чтобы ты не грустила —
что тебе рассказать у кромки вечерних вод?
Лебедь, деревце, нечто дальнее и смешное.
Время лоз виноградных, спелое время-плод.
Из гавани, где я жил, к тебе плыла моя нежность.
Сон и молчанье заткали мой одинокий причал.
Море меня осаждало, и печаль досаждала.
А я между двух недвижных гондол метался, молчал.
Между губами и стоном что-то сходит в могилу.
Что-то крылатое, — что-то от грусти и забытья.
Может ли удержать тихую воду невод?
Лишь дрожью капель разжиться он может, река моя.
И всё же что-то поёт в этих словах текучих,
что-то взмывает, хочет на жадные губы поспеть.
Да святится навеки эта власть, эта сила —
радостными словами славить тебя и петь,
пылать, лететь, как набат, творимый рукой безумца.
Грустная моя нежность, что делаешь ты со мной!
Стоит мне заглянуть в дерзкий студёный омут,
и закрывается сердце, словно цветок ночной.
© Перевод с испанского П. Грушко, 1977