Когда я наконец очнулась, было слишком поздно. Сара просто использовала меня и с моей помощью быстро поправила свои дела. Но она ничуть не изменилась. Если бы только я сумела тогда воспользоваться ее мимолетной слабостью, поставила ее в конце концов на место… но нет, я просто поверила и пожалела. Сара ловко обвела меня вокруг пальца и тут же предала. Я поняла, что ошибалась от начала до конца, и меня снова захлестнула ненависть, яростная и мучительная. Я потеряла все. Но все равно не могла ничего с собой поделать.
Начались каникулы, самые страшные в моей жизни. Лето было прекрасное, солнечное. Я сидела взаперти. Максим звонил постоянно, но я не брала трубку. Сама я звонила Саре каждый день, но мне отвечал лишь голос автоответчика: «Вы звоните Саре и Мартине, к сожалению, сейчас нас нет дома, оставьте сообщение после звукового сигнала, мы перезвоним вам, спасибо и до скорого». Дальше раздавался короткий звуковой сигнал, но я молчала. Когда время для сообщения заканчивалось и в трубке раздавались длинные гудки, я вешала ее. Но я все еще надеялась получить от Сары хоть какую-нибудь весточку. Писала ей письма, длинные, подробные, описывала самые ничтожные события моей унылой жизни, что-то сочиняла. Мои мысли были заняты только ею: где, с кем, что делает, счастлива ли, думает ли обо мне, скучает ли. Пролетали дни, недели, о Саре не было ни слуху ни духу. Всякий раз, открывая почтовый ящик, я находила там только письма от Максима и далее не распечатывала их. Потом я решила, что, возможно, на почте перепутали адрес и ее письма затерялись. Других объяснений молчанию Сары я не находила. Я жила одной надеждой: Сара все равно вернется, она не оставит меня, мы снова будем лучшими подругами.
Потихоньку стал оживать мой внутренний голос. Я ловила себя на том, что разговариваю сама с собой.
«Что ты ко мне привязался, черт тебя подери? Оставь меня в покое раз и навсегда, я живу как хочу!
— Сама во всем виновата. Назад хода нет: слишком поздно.
— Чего ты от меня хочешь? Зачем мучаешь?
— Хочу, чтобы ты меня послушалась и сделала по-моему. Тогда меня ты больше не услышишь, обещаю. Я больше тебя никогда не потревожу. Будешь жить как захочешь.
— Скажи, что я должна сделать, чтобы ты заткнулся?
— Выведи Сару на чистую воду. Она тебе лжет. Следи за ней, лови каждое слово, жест, взгляд, она выдаст себя, она попадется. Ты должна победить ее и заставить просить прощения. И когда наконец ты приберешь ее к рукам и она станет молить тебя о пощаде, накажи за все, что она сделала нам обоим, и я тут же исчезну навсегда.
— Обещаешь?
— Да, обещаю».
Однажды июльским утром я вновь набрала номер Сары, без всякой надежды прослушала несколько длинных гудков, и в тот момент, когда должен был включиться автоответчик, вдруг, как во сне, раздался ее голос, и меня пробрала дрожь. Я хотела было повесить трубку, но Сара меня опередила.
— Шарлен. Я знаю, это ты.
— …
— Шарлен?
— Ты получила мои письма?
— Да. И я знаю, что это ты мне звонила. На автоответчик. Миллион раз. Видно, ты только этим и занималась во время каникул. Знаешь, я сначала даже хотела заявить в полицию. Но потом сообразила, что это наверняка ты, и решила, что уж как-нибудь разберусь с тобой сама.
— Тебя не было… Я не знала, где ты…
— Я была на юге с друзьями. Мы чудесно отдохнули. Надеюсь, ты понимаешь, что я не могла взять тебя с собой. Ты все равно не можешь общаться с моими друзьями, ты им просто неинтересна.
— Но ты могла бы меня предупредить.
— С какой стати? Я же не собиралась приглашать тебя с собой. Ты бы испортила мне все каникулы, я бы и шагу ступить не могла спокойно и еще постаралась бы поссорить меня с друзьями или с моим парнем, в общем, замучила бы меня своей ревностью. Уж кто-кто, а я тебя хорошо знаю: ты же настоящая шизофреничка. И чтобы я терпела все это опять? С меня довольно.
— От тебя не было никаких вестей. Я волновалась.
— Так, Чарли, мне надоело ходить вокруг да около. Будь добра, выслушай меня внимательно. Пойми наконец, что мы с тобой давно не подруги. Для меня ты никто. Нас с тобой ничего не связывает. За исключением нескольких бредовых детских шалостей в тринадцать лет, чистого ребячества. Все остальное вообще не считается. Мне наплевать на тебя, на твою жизнь, на то, что ты обо мне думаешь. Я забуду тебя очень быстро, не беспокойся. А если ты забыть меня не можешь, тем хуже для тебя, мне это безразлично.
— Ты не имеешь права. Не имеешь права так со мной говорить, после… после всего того, что я для тебя сделала.
— Давай не будем! Не заводи старую песню, я сыта по горло. Со мной это больше не пройдет.
— …
— Думаю, тебе нечего мне возразить?
— Я в отчаянии.
— Я знала, что ты так скажешь. Ты всегда в отчаянии. И мне надоело это слушать. Я и так мучилась с тобой, слишком долго терпела твои попытки самоубийства, трагедии, психопатию и прочую дребедень. С меня хватит, понимаешь? Я очень старалась тебе помочь, но это оказалось невозможным. Ты просто тупица.
— Сара!
— Через полгода я снова уезжаю в Штаты, мне предлагают стипендию для продолжения учебы, это уникальная возможность и я ее не упущу. Все решено окончательно. Мама уезжает со мной, мой парень тоже. И не пытайся меня отговорить. Я не останусь здесь ни за что на свете. Я уезжаю с людьми, которых люблю, и счастлива, что наконец отделаюсь от тебя. Ты мне мешаешь! Ты болтаешься у меня под ногами! Ты меня преследуешь! Ты не даешь мне вздохнуть! Мы слишком разные с тобой, Шарлен. Мне нужен простор, свобода. Ты умеешь жить только взаперти. Ты прилипла ко мне как банный лист, так отцепись наконец! Прощай!
В трубке что-то зашуршало и это был конец. Не было больше ни Сары, ни ее голоса, лишь короткие гудки, которые я слушала еще несколько минут, а потом положила трубку.
Я не плакала, не кричала. Переоделась, не глядя провела щеткой по волосам, нацепила темные очки и надела на плечи рюкзак.
— Мама, я ухожу. Не жди меня. Я захлопнула за собой дверь и пошла по раскаленной мостовой. Дошла до кафе «Армони», толкнула дверь со звоночком, оглядела переполненный зал, потом увидела за нашим обычным столом Максима. Он был один, Повернувшись лицом к окну, он смотрел на улицу.
— Я присяду, ты не против?
Он повернулся ко мне. И стал очень пристально меня разглядывать. В солнечном свете, падающем сквозь оконное стекло на его лицо, я, кажется, впервые разглядела, какие синие у него глаза. Они были такого глубокого синего цвета, что казались черными. В этих глазах читалась безысходная боль. И тогда у меня в горле снова встал комок.
Не дожидаясь приглашения, я села напротив. Закурила последнюю сигарету из пачки и заказала лимонад. Я ждала, когда он заговорит, сама я не могла вымолвить ни слова.
— Куда ты пропала, Шарлен? Я звонил тебе все время, я написал тебе двадцать писем за один только месяц. Ты не ответила ни разу. Я так волновался из-за тебя. Чего только не лезло мне в голову, а потом я решил, что ты просто меня забыла… Это так, да? Ты забыла меня?
— Максим…
Я дотронулась до его руки и очень удивилась, почувствовав, что она ледяная. Я смотрела ему прямо в глаза и молчала, собираясь с силами. Потом затушила сигарету и спросила, не можем ли мы поговорить где-нибудь в другом месте. Он встал и взял меня за руку. Мы вышли из кафе «Армони» и в полном молчании дошли до его дома, до его пустынной квартиры, до его комнаты. Все то время, пока мы любили друг друга, я ни разу не отвела взгляд от его слишком больших и синих глаз. Я впервые видела в них слезы.