Это будет так просто. Все, что мне нужно сделать — это быть с Тавирой, ублажить ее, чтобы потом обмануть. Она приведет меня к моей жене. Она может обладать моим телом и вместе (я не сомневался в этом) мы могли бы открыть для себя целые галактики страсти, но она никогда не добьется всего, чего хочет от меня.
Все эти мысли, кружившие у меня в голове, казались такими очевидными и такими верными, но что-то внутри меня кричало от ужаса, предостерегая меня, чтобы я не смел им поддаться. То, что казалось таким легким, то, что могло так быстро приблизить меня к Миракс, быстрее, чем все, что я делал до этого, было в корне неверно. Я не знал, почему. Я не хотел поверить в это. Я даже хотел сказать себе, что проступок будет незначительным по сравнению с тем благим результатом, которого я несомненно добьюсь. Мой альянс с Тавирой будет односторонним — я возьму от нее все, что мне нужно, но не дам ей тот приз, которого она так добивается. Вот что я сделаю, и любой протест будет означать мою слабость.
Я содрогнулся:
— Не могу поверить, что я так думаю.
Элегос оторвал лишний стерипласт и завязал узел на моей руке:
— В чем дело, Капитан?
Я покачал головой:
— Веши, о которых я сейчас думаю. Вещи, которые я должен сделать. Я не могу поверить, что я всерьез думаю об этом.
Каамаси медленно кивнул:
— Если позволите, Капитан, у нас, каамаси, есть поговорка.
— Какая?
Он задумчиво сложил руки вместе:
— Если ветер больше не зовет тебя, значит, настало время проверить, не забыл ли ты свое имя.
Эта простая поговорка ударила мне по мозгам, словно молот, и в ней я услышал отклик афоризма моего отца о человеке, который не узнал себя в зеркале. Меня начала бить дрожь:
— Ты прав. Я больше не знаю, кто я такой.
Глава 41
— В таком случае рискну предположить, что сейчас самое время вспомнить.
Я рассмеялся:
— Легко сказать, но трудно сделать.
Элегос покачал головой и начал забинтовывать мою левую руку:
— Вовсе не трудно. Начните с настоящего момента и возвращайтесь в прошлое до тех пор, пока не обнаружите, когда последний раз были собой,его совет на первый взгляд выглядел наивно, но что-то в его голосе намекало на то, что это единственный способ для меня найти выход из сложного положения, в котором я оказался.
Я задумался над этой задачей, сосредоточившись на кратчайшем пути. Любовная связь с Тавирой была бы самым быстрым способом спасти Миракс, но какой-то голос внутри меня твердил, что это не так. Я знал, что та часть меня, которая не соглашалась с этим планом, и была отправной точкой для обретения своего лица, и я стал размышлять, почему мое решение согласиться на предложение Тавиры было неверным.
Ответ внезапно появился у меня перед глазами, и я с ужасом подумал, как я не мог понимать этого раньше. Этот выбор был неверным, потому что я собирался переспать с Тавирой не ради Миракс, а просто потому, что я хотел этого. Я подогнал ответ под решение, целью оправдывая средства. Я облек эгоистичное желание в яркую обертку из благородных и самоотверженных побуждений, но в действительности мне просто нравилось тяга Тавиры ко мне. Это льстило мне. Я был женат на Миракс немногим менее четырех лет и ни разу за все это время не испытывал влечения к другой женщине. Но это не означало, будто я не находил такую мысль приятной. Тавира была привлекательной и могла бы обладать сотнями мужчин, но она выбрала меня, значит, ситх подери, я был особенным. И мне представился шанс доказать, что я действительно особенный — это была пища, которая могла насытить мое хаттоподобное эго.
Это все исходило с темной стороны.
Эти слова прозвучали во мне, сказанные голосом мастера Скайуокера, и мое понимание темной стороны резко расширилось. Экзар Кун, Дарт Вейдер и Император своими действиями превратили темную сторону в нечто динамичное и очень мощное; доказали, что следует попробовать использовать ее. А затем отказаться от нее было очень легко. Здесь, среди «возмутителей спокойствия», где пираты вели себя как звери, а не цивилизованные существа, граница между добром и злом была слишком размытой и не всегда представляла собой прямую линию. Каждая ситуация требовала немного другого подхода, и корректировка курса путем возвышения или, наоборот, падения на темную сторону была делом почти обычным.
В той взбучке, которую я устроил Ремарту, я, видимо, переступил эту черту. Я защищал Элегоса, его дочь, его народ и даже себя. Вздумай я подзарядиться Силой во время этой драки, я бы поглотил темную и ужасную энергию. Я бы сделал с Ремартом такое, что ни одна ванна с бактой в Галактике не смогла бы ему помочь, и получал бы наслаждение, слушая его жалобные вопли. Я бы смел Тавиру с пути. Я добился бы свободы Миракс, но только пожертвовав всем, что было у нас общего.
Я нахмурился, затем посмотрел на Элегоса:
— Это все исходит из природы зла. Зло — это эгоизм, добро — бескорыстие. Если я предприму действия, которые пойдут на пользу мне, только мне, и причинят страдания остальным, значит, я буду на стороне зла. Если я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить угрозу, нависшую над другими, если я стану буфером между ними и злом, тогда мои поступки будут добрыми.
Каамаси склонил голову налево:
— Твои намерения будут добрыми. Но без продуманности и предусмотрительности, однако, твои поступки могут нести зло. Вот в чем проблема: конечно же, совершать зло всегда легко, сопротивляться ему — нет. Зло безжалостно, и любой, кто устанет, кто потеряет бдительность, может стать его легкой добычей.
Мой взгляд стал еще сердитее:
— Но есть ситуации, когда сопротивление злу может привести к тому, что пострадают невинные.
— Это случается, да, — он моргнул своими большими глазами, затем положил мне руки на плечи: — Жизнь не без боли, но жизнь — это и то, как мы относимся к этой боли, радости, разочарованию или триумфу. Жизнь — это нечто большее, чем просто время от рождения до смерти, жизнь — это итог всему, что мы делаем в течение нее. Решения могут даваться нелегко, но так часто случается, что непринятие решения и бездействие еще хуже, чем принятие самого плохого решения. Зло процветает там, где нет ему отпора, и те, кто могут противостоять ему, должны защищать тех, кто не может этого сделать.
Я запрокинул голову назад и расхохотался.
Элегос посмотрел на меня с недоуменным выражением на лице:
— Мне не кажется, что в моих словах столько юмора.
— Нет, конечно. Дело в том, что я слышал эти слова много раз, от моих родственников и друзей, — я улыбнулся. — Когда ты представлялся мне, ты сказал, что ты «доверенный» твоего народа. Этот пост связан с доверием и ответственностью?
Каамаси кивнул с важным видом:
— Это наиболее почитаемое звание среди моего народа.
— И я могу довериться тебе?
— Конечно же.
— И я могу доверить тебе все свои секреты, чтобы ты смог помочь мне?
Элегос снова кивнул:
— Я не стану прислужником зла.
— Это объединяет нас, — многозначительно кивнул я ему. — Когда мы вернемся домой, я расскажу тебе больше.
Он снова сложил ладони:
— Я с нетерпением жду, когда окончится наше путешествие.
— Спасибо, что обработал мои раны. И мозги.
— Всегда к вашим услугам.
Я повернулся и лег на столе, свесив ноги с его края и сложив руки на груди, как два бревна. Вспомнив о тех словах, что говорили мне отец и дед, словах, которые я слышал от Веджа, и словах, которые я говорил сам себе, я понял, кто я есть. Я увидел свое отражение в зеркале и услышал, как зовет меня ветер. Сколько я себя помнил, я всегда был предан высоким идеалам служения другим. Все, что я хотел, было подчинено мысли о несении добра другим. Моя работа заключалась в том, что я давал другим защиту и покровительство, я был крепостью, в которой можно укрыться от жестокости и разврата, царившего в мире. Моя жизнь теряла смысл без маньяков с одной извилиной, которые охотились на мирных граждан.