– Понял, – он отсалютовал в ответ. – Да пребудет с тобой Сила.
Медицинская команда, которую он привез, просветила и прощупала Люка с головы до ног, снаружи и внутри. Все его органы работали превосходно, только внутри его тела никого не было. Доктора, медтехники и дроиды слушали нас затаив дыхание (кроме дроидов, естественно), когда мы пытались объяснить им этот факт. Но они были созданиями науки. Они с живым интересом наблюдали, как мы проделывали при помощи Силы простейшие трюки, но во всем искали материалистическое научное объяснение этому духовному феномену. Объяснить им, что такое Сила, все равно что объяснять ранкору, что такое жалость.
После их отбытия нам ничего не оставалось делать, как просто ждать Лейю Органу Соло. Она могла прилететь в любую минуту, поэтому мы провели в ожидании добрую часть недели. Я проводил долгие недели во время наблюдений за подозреваемыми, но сейчас мгновения тянулись как часы – долгие часы. И, несмотря на все старания Кама не давать нам унывать, наш боевой дух стал испаряться.
Прибытие принцессы Лейи показалось нам чудом. Она выглядела уставшей и немного изможденной, но она все еще была частью той героической и волнующей легенды времен Восстания. Ее двойняшки, с темными волосами и горящими глазами, смотрели на Йавин со смесью удивления и тревоги. Последним по трапу «Тысячелетнего сокола» спустился Хэн Соло. Мне показалось, что он немного сбросил вес во время своих приключений на Кесселе, но был при этом энергичен и полон сил.
Посол Килгал провела семью Соло в Главный зал. Солнечный свет наполнил помещение золотистым сиянием и теплом, что так резко контрастировало с горькой холодной реальностью – Люком, лежащим на одре, словно мертвец. Этот вид заставил его сестру немного пошатнуться. Я отошел назад, чтобы не слышать, о чем перешептываются Соло, но Йайна вырвалась из рук отца и поцеловала своего дядю. Нас всех вдруг посетила надежда, что этот ее жест окажется действенным там, где расписались в своем бессилии наука и наши знания, но мое сердце дрогнуло, когда разочарованный ребенок вернулся к родителям ни с чем.
Энтузиазм, вызванный приездом семьи Соло, бесследно исчез в тот же день, и к ужину мы вновь превратились в мрачную и уставшую компанию. Хэн Соло делал все, что мог, чтобы развеять нас, приготовив на камбузе «Сокола» традиционный кореллианский ужин – пареная эндва в цитрусовой подливке и жаренный во фритюре ксольцир с кусочками ореха вуийелу. Не думаю, что он обычно подходил к готовке с большей радостью, чем я, но то, что он был здесь единственным, кто нечувствителен к Силе, здорово угнетало его. Оглядываясь назад, можно сказать, что те консервы, которыми мы питались, нравились нам, но были довольно-таки банальными. Приготовить вкусную еду было для Хэна лучшим, что он мог сделать для того, чтобы исправить непоправимое, и, кроме того, ему не пришлось выслушивать наши разговоры.
Я принялся за ужин, не вслушиваясь в то, что говорят остальные. Я просто фиксировал их голоса и полагался на способность своей памяти, которую я развил, когда был детективом, воспроизводить услышанное позже, когда можно будет абстрагироваться от испуганных ноток в голосах моих коллег и их пораженческих настроений. Это было несправедливо по отношению к ним, но я потратил неделю на то, чтобы подавить страх, и с меня было достаточно.
Лейя Органа Соло тоже не могла выносить эту жалостливую болтовню, и она пресекла это, стукнув руками по каменному столу:
– Довольно плакаться! – она устроила нам разнос за нежелание браться за риск, связанный с посвящением в рыпари-джедаи, и напомнила, что Новая Республика полагается на нас. – Вы должны сплотиться в единую команду и открывать то, чего еще не познано, бороться с тем, что следует побороть. Единственное, что вам нельзя делать – это сдаваться.
Я хотел поддержать ее радостным возгласом, но набитый эндвой рот не дал мне этого сделать. Я побыстрее прожевал ее и с трудом проглотил огромные куски. Эндва медленно проскользнула по горлу – как проскальзывает отличная эндва – и ко мне вернулась способность говорить. Но я не заговорил.
Закричал.
Люк Скайуокер рассказывал нам, что в момент уничтожения Алдераана его учитель, Оби-Ван Кеноби, почувствовал «огромное возмущение в Силе». Если то, что почувствовал я, можно было назвать «возмущением», тогда хаттов следует считать первыми красавцами в Галактике. На меня со скоростью света обрушился сильный шок, который ощущаешь, когда тебе говорят о смерти твоего близкого друга. Сознание мое тщетно искало ответа на вопрос, что произошло, но мой разум не в силах быть идентифицировать источник этого чувства. Словно разверзлась бездонная пучина, навеки поглотив нечто колоссальное. Я не только не знал, кто погиб в этой трагедии, но и понял, что шансов узнать, кто это был, у меня не будет, и это казалось самым горьким во всей катастрофе.
Передо мной мелькнули и исчезли чьи-то лица, пронеслись обрывки снов, прервался на верхней ноте чей-то смех, а сладкий запах новорожденного вдруг превратился в гарь обуглившегося мяса. Тысячи тысяч, миллионы миллионов, все эти образы и ощущения слились в огромный смерч, основание которого ударило меня в живот. Надежда растворилась в страхе, удивление – в ужасе, невинность – в бренности. Блистательные планы на будущее, все такие четкие и ясные, вдруг оказались не более чем пустыми мечтаниями, когда сами основы жизни были повергнуты. Вряд ли все эти люди задавались вопросом, взойдет ли завтра их солнце, но теперь у них не было возможности этого сделать – их светило вдруг взорвалось и поглотило весь мир вокруг.
Я услышал, как Стриен кричит о том, что он слышит слишком много голосов и он не сможет… Не закончив фразы, он рухнул на пол. В тот момент я позавидовал ему, потому что для меня несколько последующих секунд тянулись бесконечно, и были они заполнены вспышками смерти. Мать, инстинктивно прикрывшая собою любимое дитя лишь для того, чтобы оно испарилось наносекундой позже ее. Молодая пара любовников, которые только что испытали высшую радость на свете и полны надежд, что этот миг никогда не завершится – их желание исполнилось, и они разлетелись на составляющие их атомы. Мелкие воришки, ликующие после удачного выхода на дело, на какое-то недолгое мгновение превратившиеся в затравленных зверьков, которые так и не нашли выхода – их мир сгорел.
Я не помню, как вышел из столовой, но мое сознание перестало быть моим на то время, когда Сила принесла весть об аннигиляции далекого мира. Когда я вновь обрел способность мыслить трезво, я обнаружил, что лежу крыше Великого Храма. Мое горло горело. Трясущимися руками я приподнял лицо над лужей своей собственной блевотины, и тут, не давая мне завалиться на бок, чьи-то сильные руки подхватили меня и поставили на ноги.
– Не думал, что еда окажется настолько плохой, – Хэн Соло поставил на каменный выступ рядом со мной стакан воды. – Промой рот.
Половина воды расплескалась, пока я трясущимися руками донес ее до губ. Прополоскав рот, я сплюнул вонючую струю воды вниз, на наклонную стену пирамиды.
– Спасибо, – сказал я. По крайней мере, мне показалось, что сказал.
Хэн оттащил меня от остатков моего обеда.
– Лейя сказала, что это было что-то ужасное. «Сокрушитель солнц» уничтожил целую систему?
Я вытер губы рукавом туники.
– Если разве что в округе есть иное супероружие, способное взорвать звезду.
На лице у Хэна обозначилась лукавая улыбка, а его глаза блеснули озорной искоркой, давая понять, что на уме у него какой-то остроумный комментарий, но он промолчал. Улыбка словно испарилась, уступив место абсолютно серьезному выражению.
– Это должен быть «Сокрушитель солнц» – хотя где-то неподалеку есть иное супероружие.
В моем сознании мелькнул образ кого-то, чрезвычайно сильно похожего на Кипа. Его глазами я увидел легкий корабль, почувствовал радость, которую он испытал от встречи с братом, боль предательства, которая, однако, осталась невысказанной, потому что его тело сгорело.
– У Кипа был брат?
Хэн посмотрел куда-то вдаль.
– Имперцы забрали его в Академию на Кариде.
– Его больше нет. Кариды тоже.