Региональный медицинский центр Юмы был огромным, очень современным, по архитектуре напоминал дорогой отель, и обсуживал весь округ, а заодно и часть окрестных. Местный Сити-холл совершенно законно им гордился, и его фотографии печатались даже в путеводителях по этим краям. Специализировался он как раз на хирургии и на оказании скорой помощи — просто местный институт Склифосовского. Логично было предположить, что если кто и пострадал в случаях странного насилия, то привезли таких именно сюда.
То, что не все в порядке в этой жизни, бросилось в глаза сразу — прямо у пандуса приемного покоя одновременно стояли четыре полицейские машины, внедорожник пограничного патруля и целая куча скорых. Кого-то быстро катили на каталке к дверям, санитар держал над пострадавшим капельницу — это все, что я успел разглядеть. Не может быть, чтобы в таком маленьком городишке как Юма, пусть даже во всем округе, так много и так сразу оказалось пострадавших. Разве что была какая-нибудь большая авария на шоссе, но о ней бы уже все местные радиостанции трепались наперегонки. А пока молчок.
Присмотрелся внимательней — у двоих полицейских руки забинтованы. У одного кисть, у другого запястье. Поножовщина? Такое при поножовщине обычно и случается. Все равно все странно.
Я проехал дальше, прокатился по всей стоянке вокруг госпиталя, но больше ничего необычного не нашел. Однако в подозрениях своих укрепился — что-то все же происходит, а мы или не знаем об этом, или не понимаем. А второе даже хуже незнания.
А вообще мне бы лучше вернуться домой. Потому как наш «сытенький» по местным меркам поселок лишь шоссе и маленькая апельсиновая плантация отделяет от нескольких трейлерных парков с сезонными работягами, среди которых человека без судимости, или проблем с алкоголем и наркотиками найти почти невозможно. Работа то для нелегалов, но такие трейлеры иммиграционная служба часто шерстит, так что живут там самые, что ни на есть, граждане. И если гражданин выше уровня сезонника не поднялся, то следует думать о нем плохо. Или очень плохо. Это аналог российских грузчиков с овощебаз — или бомжи, или алкаши.
К чему я это? Да к тому, что если начнутся беспорядки, то как раз толпа обитателей трейлерных парков пойдет через дорогу громить обитателей Койотовой Купальни. Это как на границе черного гетто жить во время расовых волнений. Такую возможность как очень вероятную рассматривают обе стороны потенциального конфликта, с обеих сторон дороги.
Впрочем, и здесь, в самой Юме хватает проблемных мест. Это хоть и Аризона, но далеко не Скоттсдейл, а приграничный пыльный городишко. Почти напротив госпиталя как раз такие кварталы расположены, смесь пустырей, огороженных территорий, где собираются по вечерам местные торговцы дурными зельями и где ждут проезжающие машины исполнительницы сеанса орального секса за двадцатку, потасканные и некрасивые. Именно эти «соседством» рулит банда «Ацтеков» из Сан-Луиса.
А ведь еще совсем рядом граница. И если что-то начнется, сколько человек с той стороны попытаются под шумок порешать свои проблемы? Да как бы не каждый второй. Перспектива, в общем. Причем специфика сугубо американская, у нас в стране почва под потенциальными беспорядками обычно совсем другая. Но привык, уже умею местными категориями рассуждать.
И этим рассуждениям я предавался, пока мой мотоцикл не торопясь выехал по Южной на Тридцать вторую улицу, где расположилось немалое здание "Спрэгс Спортс" — главный оружейный магазин города. Если кто-то чует неприятности, то там должно быть оживление. Но все было как обычно. Пара человек расхаживало за сетчатым забором по стоянке с подержанными пикапами, несколько машин стояло у дверей оружейного магазина и тира, но не больше, чем обычно.
Впервые пожалел о том, что не стал получать «грин-карту», хотя возможность всегда была. Не хотелось платить американские налоги. А сейчас вполне мог бы прикупить себе что-то для самообороны. Есть такое ощущение, что это может понадобиться. Но так, с рабочей визой, никто ничего не продаст. А ведь можно было и нелегальное что-то прикупить в свое время, скатайся в Неваду, например, на оружейную толкучку, да и покупай. Там половине продавцов только деньги интересны, а не твоя идентификация. Никаких проблем.
Проехав мимо, я выкрутил ручку газа, резко ускорившись, и покатил домой, наслаждаясь встречным ветром, задувающим под щиток. Заправлюсь по дороге, да и начну собирать вещички помаленьку.
До примерно девяти вечеров все было тихо, никакого движения вокруг. Телевизор тоже никаких новостей о местных событиях не передавал, Си-Эн-Эн транслировало некий невнятный репортаж из Москвы, сопровождаемый кадрами, показывающими омоновские патрули на улицах, бронетехнику и военных. Затем несколько раз показали трупы, просто лежащие на асфальте. Говорили о насилии в городе, показали мэра города, что-то говорившего в микрофон, но исключительно как иллюстрацию к репортажу — что сказал мэр, так и осталось за кадром. Я чуть было снова не кинулся звонить жене, но вовремя спохватился — в Москве еще шесть утра, спят они. Попозже их наберу.
Затем нечто неприятное пришло с улицы. Откуда-то со стороны крошечного аэропорта Уэлтона, где я учился недавно вождению самолета, донеслась вспышка стрельбы, причем с применением автоматического оружия, а затем там поднялся столб черного дыма, словно горел целый грузовик покрышек. Наблюдал я это уже из своего двора. А ведь я там учился, на этом самом аэродроме. Я вытащил из кармана мобильный, нашел в списке номеров Дейва — инструктора по летной подготовке, и нажал клавишу вызова. Если он в курсе, то узнаю, что случилось, а если нет, то расскажу про дым и стрельбу — сойдет за дружеское беспокойство.
Однако телефон Дейва не отвечал, а сразу переадресовывал на голосовую почту. Или выключен, или вне зоны покрытия, или следует предполагать худшее.
— Что там случилось? — спросила меня через низкий забор соседка — коротко стриженая полная женщина лет сорока, работавшая менеджером в местном «Кей-Марте».
— Не знаю… — мотнул головой я. — Стрельба, потом что-то загорелось.
— Ой… — всплеснула руками соседка. — Если там разбился самолет, то у меня будет депрессия. Я не могу даже думать об этом.