А вот моему визави постоянно поступали звонки и сообщения. Кажется, даже из администрации этого здания. Я, правда, не вслушивалась в разговор, но, кажется, ему пообещали вытащить нас отсюда очень скоро. Но было это минут пятнадцать назад.
— Может, еще раз позвонить? — предложила я, захлопнув ноут. Зарядки оставалось всего двадцать процентов.
— Смысл? — В холодном голосе зазвучало плохо скрываемое раздражение. — Остается только ждать. Или вы хотите самостоятельно выбраться из лифта?
— Ой, нет. По шахтам лазить не умею. А вы?
Молчание.
От него пахло чем-то приятным, кажется… мятой. Точно, такие приятные пряные нотки. Рассмотреть своего соседа я так и не смогла, да и не особо хотелось. Хотелось просто выбраться уже отсюда и сдать заметку. Не прикольно, конечно, застрять вдвоем с незнакомым мужчиной, но интуитивно чувствовалось, что он точно не из тех, кто будет приставать к начинающим журналисткам в сломавшемся лифте. В этом отношении я была спокойна.
— Вы торопитесь, да? — спросила я. — Мне тоже надо поскорее вырваться отсюда, и так дедлайн сорвала, но все равно надо сдать материал.
Молчание.
— А я сегодня первый раз была на пресс-конференции. Для меня это особый день. А вы что здесь делали? У вас переговоры были с Мамаевым? Или вы у него работаете?
На самом деле мне совершенно без разницы, что за человек сидит со мной рядом, просто пусть он хоть скажет что-то. Я понятия не имею, о чем с ним можно разговаривать. Но эта тишина просто убивает.
— Вам мало того, что Андрей рассказал про тендер? — Ледяной тон сразу же отбил любое желание искать утешение в беседе с незнакомцем. Почти отбил. — Надо теперь до меня докопаться?
— Да кто до вас докапывается?! Я вас знать не знаю.
— Это обнадеживает.
— Почему?
— Терпеть не могу журналистов, — мягко сказал он, но от этого его слова прозвучали даже обиднее. — А вы типичная журналистка.
— Правда? — Губы помимо воли сами растянулись в улыбке. — Меня так еще никто не называл. Я всего три недели как устроилась.
— Врете, не стесняясь. Мамаеву втирали про второй месяц. Типичная журналистка.
— Это не вранье. Небольшое преувеличение. Он вообще меня бы всерьез не воспринял. А вы правду всегда говорите? Ни за что не поверю.
Снова молчание.
Ну уж нет!
— И все? Больше нечего сказать? Только из-за того, что я чуть прибавила себе опыта в профессии?
— Нет.
— А что тогда?
— Вы профессиональный дилетант: ни в чем досконально не разбираетесь, так, нахватались везде по чуть-чуть и пишете всякую ересь.
— Вы хоть одну мою заметку читали? — вскинулась я. Теперь от мужчины несло снобизмом и высокомерием, ничего привлекательного в этом не было.
— Нет, конечно, — он как бы удивился моим словам. — Но это совершенно не нужно, по вам и так все видно.
— Что видно-то? В темноте почти сидим. Или вы, как кот, ночью все видите?
Он неожиданно весело рассмеялся.
— Так меня еще не называли.
— Как? Котом? А как называли?
— Вам не понравится.
— Ну и что. Нам с вами детей не крестить. Мне просто интересно.
— Праздное любопытство — еще одна черта типичного журналиста. Вы всюду суете свой нос, зачастую просто так, из любви к искусству, а вовсе не по производственной необходимости.
— Понятно. Ну так как вас называют? Слушайте, тут темно, я не увижу, если вы покраснеете. Я даже не запомнила, как вы выглядите. А еще мне кажется, вас однажды сильно обидел журналист, вот вы нас всех под одну гребенку и стрижете. А может, правду написали?
Он громко хмыкнул, но снова промолчал.
Я же невольно задумалась о его словах. Про типичного журналиста, который ни в чем толком не разбирается, но все равно пишет, а еще страдает нездоровым любопытством. Чушь! Все не так. Я даже головой махнула, чтобы ушли глупые мысли.
Продолжать нашу странную перепалку он явно не стремился. Уткнулся в телефон и отвечал на сообщения, которые, похоже, стали приходить ему безостановочно. Как минимум одна общность у нас есть — оба умеем работать в застрявшем лифте.
А еще я немножко, но все-таки разглядела этого ненавистника журналистов. Резкий профиль, нос с небольшой горбинкой, высокие острые скулы, плотно сжатые губы, волосы, зачесанные назад, кажется, слегка вьющиеся. Сейчас в полумраке он был похож на большую мрачную хищную птицу. Длинные тонкие пальцы уверенно бегали по экрану телефона, а на лбу прорезалась небольшая морщинка. Он хмурился и еще быстрее набирал текст в мессенджере. Потом со вздохом откинул телефон в сторону и закрыл глаза.