Сразу же после этого я вновь попал в распоряжение Флако. Разве я мог отказаться? Тогда исполнились все мои мечты, все вместе. В Глазго, на стадионе «Хэмпден Парк», 2 июня 1979 года, я забил свой первый гол за национальную сборную страны. Мы выиграли у Шотландии 3:1, и я почувствовал, что мы способны победить весь мир. В той поездке я стал свидетелем несчастья с Оскаром Ортисом, беднягой, который был вынужден вернуться в Аргентину из-за приступа, оставившего его наполовину парализованным. Для меня он выполнял работу почтальона: приносил Клаудии письма, что я ей писал, день за днем. На меня обрушилось столько всего, что в это трудно поверить: 25 июня, год спустя после финала мундиаля-78, финала, в котором я должен был играть, мы провели товарищеский матч: сборная Аргентины против сборной остального мира. Я забил бразильцу Эмерсону Леао один из самых красивых голов, которые я помню, попав из-за штрафной в самый угол. Твою мать… ничто не остановило бы меня, если бы год назад мне позволили сыграть на мундиале! Черт побери, неужели я был настолько молод?
В этот момент я поклялся себе, что не пропущу ни одного матча сборной, где бы я ни был, что бы ни происходило, и с кем бы мы ни играли. Англия на «Уэмбли» была не проходным соперником, и я был там: мы проиграли 1:3, и у меня осталось желание забить им красивый гол. То, что произошло со мной в Лондоне 13 мая 1980 года, послужило мне уроком для того, чтобы шесть лет спустя, забить им лучший гол в своей жизни; на Уэмбли же, обыграв всех на своем пути, я вместо того, чтобы обыграть вратаря, решил ударить… И попал в штангу. Мой брат, Турко, которому в ту пору было 7 лет, сказал мне, что я ошибся. И на чемпионате мира в Мексике я прислушался к его совету.
В то же время я продолжал борьбу в составе «Архентинос». В чемпионате Метрополитано-79, где я забил 22 мяча вместе с Серхио Элио Фортунато, мы поделили второе место с «Велесом» и должны были играть дополнительный матч до победы. Впервые я вынужден был наблюдать за решающими для «Архентинос» встречами со стороны, и, к сожалению, не в последний раз. Тогда с нами заключили множество контрактов, согласно которым в течение недели мы должны были принимать участие в куче товарищеских матчей. Все хотели нас видеть. Мы отправились в Мендосу, играть с «Химнасией» на стадионе, где проходили матчи мундиаля. Все шло хорошо до тех пор, пока — как это часто бывает в подобных случаях — рефери не захотел стать героем матча. Как обычно… Я не помню его имени, оно слишком трудное для запоминания.4 Дело в том, что когда он стал на нас давить, я подошел к нему и сказал: «Маэстро, остановитесь, это всего лишь товарищеская встреча…» И этот тип мне ответил: «Я не буду тебя удалять с поля, но я буду доставать тебя весь матч». В итоге он меня все-таки выгнал, написав в протоколе, будто бы я сказал ему: «Ты неплохо заработаешь, мендосец» и «Продолжай работать за гроши, когда я получаю 3 тысячи в месяц». Хуже всего было то, что матч проводился в середине июня, 14-го числа, а АФА дисквалифицировала меня только две недели спустя! Я пропустил несколько важных встреч, в том числе, и против «Велеса», которую мы проиграли 0:4.
В чемпионате Насьональ-79 я стал лучшим бомбардиром с 12 мячами, а также победил в споре голеадоров чемпионата Метрополитано-80, записав на свой счет 25 голов. Однако, на этот раз я вновь пропустил решающую игру, правда, по причине болезни, и когда мы праздновали второе место на поле «Тигре», я был в свитере и джинсах. Выходя на поле после матча в такой одежде, я надеялся, что это будет единственное второе место, которое я праздную в своей карьере… Хотя для «Архентинос» того времени оно было равноценно чемпионскому титулу.
В чемпионате Насьональ-80, последнем в составе «Чудаков»5, я пережил пару незабываемых событий: сперва я забил свой сотый гол в матче против «Сан Лоренсо» из Мар-дель-Платы, 14 сентября, а затем приключилась та знаменитая история с «Сумасшедшим» Гатти.
Был конец октября, и решалась судьба чемпионата Насьональ. Одна из газет Санта-Фе взяла интервью у Уго, а газета «La Razon», продававшаяся тогда на каждом углу, разместила его на своих страницах. Они опубликовали его как раз в субботу вечером, перед матчем с «Бокой». Он говорил о том, что я играю неплохо, но мою персону раздули журналисты… И что я толстоват сейчас, а потом вообще разжирею…Я вышел из себя, потому что собирался выложиться на все сто в этом решающем матче, а тут обо мне заявляют такое… В среду мы сыграли с «Унионом» в Санта-Фе, а уже на следующий день — на следующий! — предстояла товарищеская встреча в Сан-Хусто, неподалеку; в случае же, если мы побеждали «Боку», оставался шанс выйти в финальную часть Насьоналя. Гатти я ответил по полной программе: я сказал ему, что дело тут не только в его ненормальности, но и в зависти, что для меня он был великим вратарем, но сейчас он — никто; что ему забивали глупейшие голы… Он сцепился не только со мной, но и с Фильолом, заявив из зависти, что тот отбивал мячи благодаря чистому везению. Меня очень все это удивило, ведь раньше мы с ним не выходили за рамки приличия. После одного из матчей между «Бокой» и «Архентинос» мы даже сфотографировались вместе, и никаких проблем. Так или иначе, его слова заставили меня разойтись не на шутку. Как Циттершпиллер, так и я, понимали, что чем больше я злился, тем лучше играл, и поэтому я начал подначивать себя