Амен-Оту, превратившаяся в Амину, ощутила невольную признательность. Она даже поблагодарила старика на своем языке; а он вдруг принялся благодарить ее сам, заявив, что это она спасла его. Когда тонул тот большой корабль, на котором везли ее мумию, многим мужчинам не хватило места в лодках - вперед сажали женщин с детьми; и Мистера Маклира пропустили только потому, что он сопровождал ее, вдову своего племянника.
Амен-Оту не знала, когда этот старик подвергся внушению… и не знала, что произошло с настоящей египтянкой Аминой. Но, скорее всего, та погибла; и у себя на родине ее никто не хватился бы. И очень хорошо, что теперешний покровитель Амен-Оту думал, будто обязан ей жизнью!
Когда Мистер Маклир ушел, Амен-Оту почувствовала себя намного лучше - почти живой; и даже лучше, чем живой. У нее теперь было над чем поразмыслить. Спустя некоторое время после завтрака она поняла, что облегчаться ей теперь не нужно… во всяком случае, пока. Ее тело поглощало без остатка все, что она принимала в себя; и так же быстро и жадно, как пищу, жрица поглощала знания об этом новом мире. Она теперь уверилась, что у нее найдется здесь пристанище, и будет время, чтобы освоиться.
Неожиданно мнимая Амина вспомнила о том, кого она спасла на самом деле, еще будучи развоплощенной, - того золотоволосого юношу по имени Хью, брата девушки Этель. Он стал тонуть и замерзать, и она вытащила его из ледяной воды. Почему она сделала это?.. Она не понимала ясно - возможно, потому, что они трое оказались прочно связаны; и потому, что этот юноша мог ей пригодиться….
И Амен-Оту не беспокоилась о том, где искать его. Она знала, что золотоволосый Хью придет, стоит только ей позвать. Он оказался перед в ней в неоплатном долгу… и она умела убеждать. Перед Амен-Оту склонялись многие, когда она была прорицательницей Амона, и она прославилась и в Уасете*, и в Ахетатоне, несмотря на молодость. Теперь же, - она чувствовала это, - мало кто мог бы воспротивиться ее чарам.
Она обратила взгляд к небу за окном, все еще затянутому тучами.
- О Амон сокровенный, о Ра, о Осирис, - прошептала жрица, подняв руки, сжатые в кулаки. - О боги истины, отвратившие от меня свои лики! Это не вы даровали мне эту новую жизнь, но я приму все, что мне предложено. И возьму все, что могу взять!..
Она не знала, когда явится тот, кто может взыскать с нее этот великий долг. И не знала, каковы будут его повеления. Но она постарается приготовиться к встрече.
Когда они с Мистером Маклиром ступили на берег новой страны под названием Америка, небо было все еще пасмурным и дождь не прекращался.
* Египетский бог-творец, изображавшийся с головой барана, вылепивший из глины людей и животных.
* Уасет - древнеегипетское название Фив.
========== Глава 9 ==========
Этель ограничилась минимумом покупок, но наличности ей все равно не хватило. Девушке пришлось телеграфировать отцу, прося выслать еще денег почтовым переводом.
Конечно, первым делом она заверила доктора Бертрама, что с ней и братом все в порядке. Это не вполне соответствовало истине - к Хью пришлось вызывать врача, и он с самого приезда не высовывал носа из своей спальни в их шикарном номере в “Ритц-Карлтоне”. Однако до пневмонии дело не дошло, и волновать бедного отца еще больше уж точно не следовало. Он наверняка там в Хэмпшире чуть с ума не сошел, читая новости о “Титанике”…
Отправившись по магазинам на другой день, как и планировала, Этель взяла с собой Кэйтлин и попросила жениха ее сопровождать: вернее, Гарри сам вызвался. Вначале он явно обижался - почти оскорблялся тем, что невеста не уделяет ему должного внимания и как будто совсем не рада встрече. Но потом, когда они медленно ехали в коляске по улицам Нью-Йорка и отовсюду до них долетали разговоры о “Титанике” и “Карпатии”, Гарри проникся общим настроением и ощутил большее сочувствие к Этель. В магазине готового платья девушка пожелала выбрать новые наряды приглушенных оттенков, лилового и серого, - в знак солидарности со скорбящими, и жених не стал возражать.
Конечно, он пока что не имел никакого права диктовать ей, как одеваться… но Этель стремилась уже сейчас установить для них обоих границы дозволенного и отстоять свою свободу хотя бы в мелочах. Раздумывая об этом, Этель вдруг вспомнила, что мама завещала ей небольшое наследство, и до сих пор оно сохранялось в неприкосновенности.
Велев отослать два купленных платья и шляпу в картонке к себе в номер, Этель выпила с женихом кофе с пирожным в небольшом уютном кафе. Кэйтлин осталась дожидаться их снаружи в коляске.
- Я уже забыла, что я и сама наполовину американка. Никогда не любила кофе, - со смехом сказала она Гарри, звякнув ложечкой о фарфор. - Придется привыкать, да?
Гарри молчал и смотрел на нее через столик - с непривычной, щемящей нежностью.
- Я только теперь представил себе… представил по настоящему, что ты могла погибнуть. Только угроза смерти заставляет нас по-настоящему ценить то, что дорого, - сказал он.
Этель растерянно улыбнулась.
- Право, я…
Она протянула руку Гарри через стол. Американец долго держал ее в своей, а потом поцеловал.
- Я тебя люблю, - сказал он. Снова сжал ее пальцы своей сильной рукой. - Кажется, я этого еще не говорил! Ведь не говорил?
Этель умилилась и вместе с тем ощутила большую неловкость.
- Не говорил - и, по-моему, еще не время! Конечно, нас считают женихом и невестой, но… это рано.
Этель взглянула на свою левую руку, без всякого кольца.
- Особенно сейчас, Гарри.
Он кивнул. Снова придал своему лицу приличествующее скорбное выражение.
- Я понимаю.
Этель снова подумала, как мало, в сущности, она еще знает этого человека…
Когда они допили кофе, Гарри расплатился, и молодые люди вышли на улицу. Этель взглянула на Кэйтлин, томившуюся на кожаном сиденье экипажа, и горничная робко улыбнулась ей. Этель снова повернулась к Гарри.
- Спасибо тебе большое за все. Но мне кажется, что мы тебя задерживаем. Дальше мы с Кэйтлин справимся сами, правда?
Гарри нахмурился. Конечно, ему это не понравилось; особенно после того, как Этель убедила его снабдить деньгами на расходы самовольно нанятую служанку.
- Разве у тебя нет никаких дел? - настаивала Этель.
- Тебе так не терпится от меня избавиться? - проворчал американец, окидывая недобрым взглядом обеих девушек.
- Ну, Гарри!
Этель вдруг первая обхватила его за шею и заставила наклониться; и так, почти обнимая и щекоча его своими русыми локонами, прошептала на ухо, что они с горничной будут покупать интимные предметы туалета.
Молодой делец рассмеялся и смягчился.
- Что ж, тогда не буду вас смущать, дамы.
Гарри приподнял шляпу и, слегка поклонившись раскрасневшейся Этель, повернулся и пошел прочь, постукивая тростью.
Постояв пару мгновений на тротуаре, Этель решительно подошла к Кэйтлин и забралась в коляску. Сложив руки в новых серых перчатках поверх новенького вышитого ридикюля, велела кэбмену катить дальше по Пятой авеню.
- Я плохо помню город, - сказала она молчавшей Кэйтлин, - в прошлый раз я была здесь в четырнадцать лет, с отцом и братом. А Гарри был тогда уже взрослым человеком, студентом Гарварда… Правда, классическое образование ему мало пригодилось.
Для Кэйтлин все это было сказкой о безоблачной жизни богачей, и она слушала молча и насупленно. Когда Этель замолкла, ирландка вдруг покраснела и произнесла:
- Мисс Этель, а как же компенсация? Вы говорили, что хотите чего-то там добиваться?
- Да. Непременно, - Этель кивнула.
Она стянула с правой руки перчатку и похлопала ею по сиденью между ними. В задумчивости прикусила губу.