Однажды Рабби Пинхасу из Кореца рассказали о страшной нищете, в которой живут неимущие. Погрузившись в горестные мысли, слушал он эти рассказы. Потом поднял голову. "Помогите впустить Бога в этот мир, – сказал он, – и все уладится". (Комментарий М.Бубера: "Но разве можно впустить Бога в мир? Не святотатственна и не дерзка ли эта мысль? Как дерзает земной червь притязать на то, что во власти лишь Бога? В этом вопросе доктрина иудаизма снова противостоит доктринам других религий, и вновь наиболее глубокое выражение эта противоположность находит в хасидизме. Именно в том и заключается Божья милость, что Он как бы передает Себя в руки человеку. Бог хочет заявиться в Свой мир, но хочет Он появиться в нем именно с помощью человека. В этом и заключается мистерия нашего бытия, сверхчеловеческая возможность человеческого рода".)
Рабби Мендель из Коцка поразил однажды ученых мужей, навестивших его, вопросом: "Где обитает Господь?" Они встретили его слова смехом: "Что вы говорите, Рабби! Разве весь этот мир не исполнен Его славы?". Тогда Рабби Мендель сам же и ответил на свой вопрос: "Бог обитает там, куда Его впускают".
Сказал Рабби Пинхас: "Сны – это отходы мозга. А все науки в мире – это отходы Торы, и этим очищается Тора, как очищается мозг ото сна. Сказано: "Когда Господь вернет пленных в Сион, мы будем, как во сне". Ибо тогда откроется, что все науки появились лишь во имя Торы, а все изгнания – во имя очищения Израиля. И все горести – словно сон".
Рабби Шнеур – Залман спросил у нового ученика: "Что такое Бог?" Ученик ничего не ответил. Учитель спросил во второй и в третий раз. "Отчего же ты молчишь?" – сказал Рабби. "Оттого, что не знаю". "А я разве знаю? – воскликнул Рабби. – Но я вынужден спрашивать, ибо дело обстоит так, что нельзя не признать: Он существует явственно, а кроме Него ничто не существует явственно. Вот что такое Бог ".
Рабби из Ружина говорил: "Мессия объявится прежде всего в России". Рассказывают также: "Один из хасидов Рабби Мотла из Чернобыля, дяди Ружинского Рабби, поехал к своему учителю и по дороге остановился в гостинице. Когда он молился, как обычно, повернувшись лицом к стене, внезапно появился за его спиной человек и заговорил: "Дали земные измерил я пядью, но такого изгнания, как в России, не видел". Обернулся хасид и увидел, что человек этот направился к дому Рабби Мотла и вошел внутрь. Но когда он последовал за ним и заглянул в дом, то его там не нашел. И никто ничего о нем не знал.
Спросили Рабби Авраама Яакова: "Наши мудрецы говаривали: "Нет вещи, которой бы не было места… Если так, то и всякому человеку есть свое место. Отчего же иногда людям так тесно?" Цаддик ответил: "Оттого, что каждый хочет занять место другого".
Рабби Нахум сказал как-то стоявшим вокруг хасидам: "Если б мы все могли повесить наши страдания на гвоздь и было бы нам позволено взять любые на выбор, каждый снова взял бы свои, так как прочие показались бы ему хуже".
Одному хасиду жилось так тесно в своей крохотной лачужке, что когда стало уже совсем невтерпеж, он обратился за советом к цаддику: "Ребе! У нас в доме так много детей и родственников, что нам с женой негде повернуться!" "Если у тебя есть коза, втащи ее к себе под крышу", – посоветовал цаддик. Крайне изумленный, хасид, однако, не посмел пререкаться. Наутро, выполнив наказ цад-дика, горемыка снова прибежал к нему: "Ребе! Стало хуже!" "Если у тебя есть цыплята, загони в свою лачужку", – ответил цаддик. И снова хасид не посмел сказать в ответ лишнего слова, однако через день после того, как по всему его дому забегали цыплята, путаясь в ногах и забив собою все углы, он еще раз заявился к цаддику, на этот раз уже полубезумный. "Ну что, сын мой, трудно?" – спросил цаддик. "Конец света!" – застонал хасид. "Ну и отлично! А теперь возвращайся домой, прогони козу и всех цыплят, а завтра приди ко мне снова". Назавтра хасид вошел к цаддику с сияющим лицом: "Ребе! Тысячу благословений! Лачужка моя теперь – как дворец!".
Как-то раз одного цаддика попросили выиграть в суде дело, касавшееся большой суммы денег. Когда он выполнил свою задачу, тяжущийся вручил ему в награду жалких десять рублей. Цаддик бросил взгляд на деньги и затем спросил наивным голосом: "Что это такое?" "Это деньги", – ответил тот. "А что с ними делать?" "На эти деньги можно купить какую-нибудь штучку, продать ее с выгодой и заиметь денег побольше". "Если так, – проговорил цаддик, – мне они не нужны". Он собрался было вернуть монеты, но делец остановил его: "Нет, нет. Если деньги эти не нужны тебе, отдай их жене". "А что делать с ними ей?" "Она может купить еду и одежду, а также всякую домашнюю утварь". "Ах вот как! – воскликнул цаддик и сделал вид, будто его только что осенило. – В таком случае ты должен дать мне больше".
Как-то раз в голодное время некий цаддик вызвался достать денег, которых хватило бы для того, чтобы прокормить всю общину. Он заявился с этою просьбой к какому-то богачу, славившемуся вспыльчивостью и крутым нравом. Вместо денег цаддик удостоился от него лишь сильной пощечины. Святой муж остолбенел, но затем произнес мягким голосом: "Да, сын мой, я это заслужил. А теперь поговорим о моих бедняках: сколько ты можешь им выделить?".
Однажды навестил цаддика некий богатый скупец. Указав пальцем на окно, цаддик спросил: "Что ты видишь через стекло?" "Людей", – ответил тот. Затем цаддик взял его за руку и подвел к зеркалу: "А что ты видишь здесь?" "Себя", – ответил тот. Цаддик проговорил: "Смотри, и то, и другое – стекло, но зеркальное стекло покрыто серебром. Получается, что как-только примешиваешь к чему-нибудь серебро, видишь уже только себя".
Жена сказала как-то цаддику: "Ты молился сегодня долго, и долго молил Господа сделать так, чтобы богачи были щедрее к нищим. Услышал ли Он тебя?" Цаддик ответил: "Пока лишь наполовину: нищие уже готовы принять помощь от богачей".
Наутро после Йом Кипур бердичевский цаддик пригласил к себе местного портного и попросил его пересказать все, о чем тот накануне молил Бога. Портной сказал: "Я объявил Господу: "Ты, Господи, ждешь, чтобы я раскаялся в своих грехах, но они ничтожны. Да, я пошил не так, как следует, да, не всегда мыл руки перед едой. Но ведь Сам Ты, Господи, грешил больше: лишал мать ребенка, у детей отнимал кормильцев. Так давай же сочтемся: если Ты простишь меня, прощу и я Тебя!" Цаддик заметил: "Ох, зря ты простил Бога так быстро! Тебе следовало заставить Его отпустить грехи всему Израилю!".
Жена одного из недругов бердичевского цаддика, повстречав его как-то на улице, окатила ведром воды. Он поспешил в синагогу и взмолился Господу в таких словах: "Господи, не спеши наказывать эту бабу. Должно быть, она поступила так по велению мужа, а посему оказала себя послушной женой".
Обычно бердичевский цаддик лично обслуживал своих гостей. Он подавал им пищу и сам стелил им постель. Когда его спросили – почему он не поручит это своему слуге, цаддик ответил: "Гостеприимство может быть истинным лишь если оно бескорыстно, а мой слуга получает за свои труды деньги".
Люблинский цаддик сказал: "Грешник, сознающий свою греховность, лучше праведника, убежденного в собственной праведности. Первый правдив, второй же лжив, ибо никто еще не жил безгрешно". Он говорил также: "Истинные хасиды рождаются очень редко. В одном городе трудно найти двух хасидов, но одного не достаточно. Стало быть, в каждом городе должно быть полтора хасида, причем каждый должен считать себя половиной, а другого – целым".