Из ненависти к сторонникам национализма я мог бы почти влюбиться в этих коммунистов. Прочь с дороги, националисты! Настанет время, и неотвратимый сапог гиганта втопчет вас в грязь и пыль! меню с этой верой я и позволяю себе покинуть этот мир.
Предисловие к "Лютеции"
До тех пор, пока философско-еретические доктрины оставались таиной принадлежностью аристократии утонченных умов и обсуждались на аристократическом языке посвященных, на языке, не понятном лакеям, – до тех пор я и сам принадлежал к легкомысленным "эспри форте".* Но когда я увидел, что всякое отребье на грубом своем кабацком жаргоне принялось отрицать существование Бога, когда атеизм начал сильно вонять сыром, водкою и табаком, – тогда глаза мои вдруг открылись, и чего я не понимал прежде умом, то понял теперь благодаря обонянию и неприятному чувству тошноты. И вот моему атеизму, слава Богу, наступил конец.
Признания
* Т.е. к приверженцам раскованного духа.
Что за книга! Великая, широкая как мир, уходящая корнями в глубины творения и возносящаяся до голубых таинств неба… Восход и закат, обетование и исполнение, рождение и смерть, вся драма человечества – все в этой книге. Это Книга Книг, это Писание. Евреи легко могли утешиться, утратив Иерусалим, и Храм, и Кивот Завета, и золотые сосуды, и драгоценности Соломона. Ведь потеря эта совсем ничтожна в сравнении с Библией, неразрушимым сокровищем, которое они спасли. Если не ошибаюсь, то Магомет назвал евреев "народом Книги" – именем, которое до сих пор сохранилось за ними на Востоке и которое полно высокого смысла. Книга – их отчизна, их владение, их владыка, их счастье и несчастье. Они живут в странах этой Книги, обнесенные крепкой оградой, пользуются здесь своими неотъемлемыми гражданскими правами; здесь их нельзя презирать, отсюда их нельзя изгнать; здесь они сильны и достойны удивления. Погруженные в чтение этой книги, они почти не замечали перемен, происходивших вокруг них в реальном мире; народы возвышались и исчезали, государства цвели и угасали, революции бурей проносились над землей… Они же, евреи, лежали, склонившись над своей книгой, и совсем не замечали вихря времени, проносившегося над их головами.
Людвиг Берне
Иудея всегда представлялась мне куском Запада, затерявшимся на Востоке. В самом деле, своей спиритуалистической верой, своими строгими, целомудренными, даже аскетическими нравами, словом, своей отвлеченной глубинностью эта страна и ее народ всегда самым удивительным образом противоречили соседним странам и соседним народам, которые, исповедуя яркое и чувственное поклонение природе, проводили жизнь в вакхическом ликовании плоти. Израиль благочестиво сидел в тени своей смоковницы, вознося хваления незримому Богу, являя добродетель и справедливость, в то время как в храмах Вавилона, Ниневии, Сидона и Тира свершались те оргии крови и распутства, при рассказе о которых еще и теперь у нас волосы встают дыбом! Когда вспоминаешь об этом окружении, не можешь надивиться раннему величию Израиля. О свободолюбии Израиля в эпоху, когда не только вокруг него, но у всех народов древности, даже у склонных к философии греков, оправдывалось и процветало рабство, не стану говорить, чтобы не скомпрометировать Библию пред нынешними владыками. Право, самым радикальным среди социалистов был Господь наш и Спаситель, и уже Моисей был таким социалистом, хотя, как человек практический, он старался только преобразовать существующие порядки, особенно в отношении права собственности. Да, вместо того, чтобы добиваться невозможного, вместо того, чтобы сумасбродно декретировать отмену собственности, Моисей стремился лишь морализовать ее, он старался согласовать собственность с нравственностью, с истинно разумным правом, и этого он достиг усыновлением юбилейного года, в который всякая отчужденная наследственная собственность переходит к первоначальному собственнику, – ко всему народу.
…Моисей не хотел уничтожить собственность; он, напротив, хотел, чтобы она была у всякого и чтобы таким образом бедность никого не вынуждала быть рабом с-рабскими помышлениями. Свобода была всегда основной мыслью великого эмансипатора, и эта мысль горит и дышит во всех его законах, касающихся бедности. Самое рабство он ненавидел сверх всякой меры, ненавидел чуть ли не бешено, но и эту бесчеловечность он не мог уничтожить целиком, – она слишком глубоко коренилась в жизни той первобытной эпохи,- и поэтому вынужден был ограничиться законодательным смягчением срока рабской службы. Если, однако, раб, освобожденный, наконец, законом, упорно не желал покинуть дом своего господина, то, по велению Моисея, такого неисправимого раболепного негодяя прибивали за ухо к косяку господского дома и, опозоренного таким образом, держали в рабах пожизненно. О, Моисей, Моше Рабену, – учитель наш, величавый борец против рабства, подай мне молоток и гвозди, чтобы я мог наших благодушных рабов в черно-красно-золотой ливрее пригвоздить за их длинные уши к Бранденбургским воротам!
Если пророк Востока назвал евреев "народом Книги", то пророк Запада определил их в своей философии как "народ духа". Уже в самые первые дни своей истории евреи, как мы замечаем в Пятикнижии, обнаруживают склонность к отвлеченному, и вся их религия есть не что иное, как только акт диалектики, в силу которого материя и дух разделяются и абсолютное признается только в исключительной форме духа. Какое ужасающе одинокое положение им пришлось занять среди других народов древности, которые, отдаваясь радостному культу природы, понимали дух скорее в явлениях материи, в ее образах и символах! Какой яркий контраст они поэтому являли с пестро расцвеченным иероглифическим Египтом, с Финикией, великим храмом утех, с милой, благоуханной блудницей вавилонской, и, наконец, с Грецией, цветущей родиной искусств!
…Постепенно этот народ духа целиком освобождается от материи, постепенно происходит его полная спиритуализация, и это представляет поразительное зрелище. Моисей окружил дух, так сказать, материальными твердынями для защиты от реального натиска соседних племен: вокруг поля, где он сеял дух, он насадил терновую изгородь – строгий церемониал закона и эгоистическое национальное чувство. Но когда священное растение духа пустило столь глубокие корни и вознеслось в такую высь, что его уже больше нельзя было вырвать, тогда пришел Иисус Христос и сломил церемониал закона, утративший с тех пор всякий полезный смысл, и даже изрек смертный приговор еврейской национальности… Он призвал все народы земли участвовать в царстве Божием, принадлежавшем прежде лишь единственному богоизбранному народу; он всему человечеству даровал гражданские права евреев… Правда, искупитель, освободивший братьев своих от церемониала закона и национальности и давший начало космополитизму, сделался жертвой собственной гуманности: и городской магистрат в Иерусалиме приговорил его к распятию, а чернь надругалась над ним…
Но поругана и распята была только плоть; дух осенен был славой, и мученичество победителя, завоевавшего духу господство над миром, стало символом этой победы, и все человечество стремится с тех пор, в подражание Христу, к умерщвлению плоти и к сверхчувственному растворению в абсолютном духе…
Когда же вновь наступит гармония, когда мир исцелится от одностороннего стремления к победе духа, от безумного заблуждения, которое стало причиной немощи и плоти и души!