Это настроение и владело, очевидно, теми еврейскими богословами современности, души которых чудом увернулись от теперь уже "разбитого молота всей земли", и которые, презрев цинизм и отчаяние, зовут свой народ возвратиться к Богу.
Лев Шестов, или Леон Шварцман (1866-1938), – русский теолог, один из основателей экзистенциализма, учения, наиболее близкого еврейскому духу, поскольку интеллектуальные проблемы рассматриваются в нем не отвлеченно, но, подобно Библии, непременно в контексте реального существования, в контексте таких понятий, как жизнь и смерть и таких состояний души, как вера и неверие. Если в прошлом столетии Моше Гесс в книге "Рим и Иерусалим" противопоставил веру в Бога как еврейское открытие – грубой физической силе, символизированной образом канувшей в небытие римской империи, – то Шестов называет свой главный труд "Афины и Иерусалим", теперь уже сравнивая веру с отвлеченным любомудрием древних Афин, с принципом науки, этого питающегося сомнениями идола современности.
Бог говорит Аврааму: "Покинь страну твою, друзей твоих и отцовский дом, покинь и иди в землю, которую я укажу тебе"; и Авраам повинуется и идет в путь, "не зная, куда направляется ". Далее в Писании сказано, что Авраам поверил Богу, и Бог засчитал ему это в благочестие. Так и сказано в Библии, но здравый смысл судит совершенно иначе. Всякий, кто отправляется в путь, не зная куда идет, есть человек слабый и легкомысленный, и вера, ни на чем не основанная, никак не может быть воспринята как благочестие. (Вера, кстати говоря, ни на чем не может быть основана, ибо сама она стремится быть основой.) Тот же принцип, ясно и благообразно сформулированный и возведенный на уровень метода, господствует и в науке, порожденной здравым смыслом. По существу, наука остается наукой лишь до тех пор, пока она не признает веры и пока она требует от человека ясного представления о том, что он делает и куда направляется.
Верующий пробирается вперед, не оглядываясь по сторонам и не задаваясь вопросом, куда же он идет, т.е. не рассчитывая свой путь. Ученый не сделает и шага, не оглянувшись, и страшится сдвинуться с места. Он желает знать наперед, куда он придет. Так какой же из этих двух методов ведет нас к "истине"? Вокруг этого вопроса можно спорить, однако, вне сомнения, что только лишь тот способен придти в обетованный край, кто, подобно Аврааму, решается выступить в путь, не зная куда идет. И если наша мысль и желает достичь обетованной земли, ей следует принять метод Авраама, а не Сократа, и учить людей двигаться вперед при любых обстоятельствах и безо всяких сомнений, без заглядывания в будущее и даже без представления о том, куда они идут.
Возможно ли, однако, что подобная философия обернется философией будущего? Или же это скорее философия давнего и навсегда Утерянного прошлого, философия древних и благословенных мужей, которые, по определению Платона, были лучше нас и пребывали ближе к Богу?
Aфины и Иерусалим
Гейне вспоминает, как он в детстве потешался над своим учителем французского. Когда, например, тот просил его сказать по-немецки le foi, Гейне говорил: "доверие". Да и сегодня немало серьезных людей безо всякого намерения потешиться и со всей откровенностью отождествляют веру с доверием. Им действительно кажется, что вера есть ничто иное как знание, с одной лишь единственной разницей: тот, кто верует, принимает доказательства в кредит на условии, что эти доказательства будут предоставлены в свое время позже. Невозможно убедить кого-либо, что сущность веры в ее наиболее восхитительном и таинственном проявлении заключается именно в том, что она не испытывает никакой нужды в доказательствах, что она живет "за пределами " доказательств.
Там же
Мне представляется, что в интересах знания нам следует жертвовать, причем с готовностью, пониманием, ибо понимание в любом случае по значению своему отнюдь не первостепенно.
Все вещи возможны
Самуэл Гуго Бергман (1883 – 1915) – израильский богослов, веривший в нравственное возрождение еврейства и утверждавший, что жизнь человека наиболее полно проявляет себя именно в вере в Бога: человек жив постольку, поскольку в нем живет вера.