- Вот так. А то бровь отвалится.
- Так гораздо лучше, спасибо.
- Ты видел мои новые валенки? - Саммер отступила на шаг и прокрутилась на одной ноге, вытянув вторую, как балерина в танце.
- Да, очень красивые. Вот эти штуки - помпоны -мне нравятся.
- Мне тоже. Я сама выбирала! - гордо заявила его собеседница. - Мама купила мне их на прошлой неделе. Я была так счастлива! До этого она не разрешала.
- Что не разрешала?
- Гулять по плохой погоде. Мама не любит, когда я пачкаюсь. Она говорит, что, когда снег - это всегда слякоть. И что грязно. Что я притащу грязь в дом, а она этого не выносит. И еще Калеб... Ему нельзя, когда грязно. Младенцы должны быть в чистоте.
- Погоди, - снеговик недоуменно уставился на подругу. - Разве вы не снимаете эту вашу - ну, обувь, когда входите в дом?
- Ну конечно. У порога. И ставим на полку. Но мама говорит, снег все равно тает, и от него микробы...
- Что?
- Это такие маленькие звери, что живут там, где грязно. Или где болезни...
- Выходит, я полон маленьких зверей? Как интересно! Наверное, это они щекочутся, когда я таю...
- Возможно, - серьезно сказала Саммер. - Я не знаю. Но мама не разрешала. И в школе меня никогда не пускали на траву - я всегда гуляла только на площадке, где асфальт. Это скучно - когда все строят крепости и лепят снеговиков, а ты одна играешь с мячиком, который становится от мороза таким жестким, что того и гляди сломается. Но теперь я смогу тоже. Я слеплю тебя, и ты увидишь мою школу.
- Хорошо бы! А то я видел - глазами - только ваш двор и немного дом. А почему тебе вдруг купили валенки?
- Не знаю. Я слышала, как папа говорил маме, что ему позвонили из школы и предлагали деньги.
- Деньги? Это то, на что покупают? Зачем?
- Ага. Не знаю, зачем. На валенки? Он сказал маме, что из-за ее тараканов - у нас нет тараканов, только сверчки летом - нас считают нищими и кидают подачки. Мама сказала, что ей все равно, но потом свозила меня вечером на машине в торговый центр на Липовой и разрешила выбрать валенки, какие я хочу. Теперь я смогу играть на траве... Я так рада! - Саммер хихикнула. - Может, так меня не будут называть странной...
- Не знаю. Я тебе этого желаю. И хочу увидеть школу. Так что буду ждать...
- Саммер! Иди обедать! - раздался из окна низкий женский голос - И не заставляй меня ждать! Две минуты - и я убираю со стола, ты знаешь правила!
- Да, мамочка, сейчас! - Саммер ещё раз отряхнула валенки и шепнула снеговику:
- Увидимся после. А то есть хочется... Я ушла! Не скучай!
- Не буду. Пока!
Он смотрел, как девочка метнулась ко входу, старательно топая по бетону искрящимися при каждом шаге подошвами. Стеклянная дверь раскрылась и проглотила ее. Теперь ему оставалось только стоять и глядеть вокруг. Сколько прошло времени, он не знал. Снеговик погружался в подобие дремы - глядя на сугроб на ближайшей ветке и понимая, что он одновременно видит и снежную шапку, по форме напоминающую слона, и самого себя - нелепую фигуру с торчащими из макушки то ли рожками, то ли антеннами. Это путало его: возникало желание закрыть глаза, но они были для этого не приспособлены. Поэтому он словно отключался и думал о розовых и голубых искрах на подошве девочки. Он опять забыл ее имя. Солнце? Соль? Сахар? Он вспомнит потом. Если бы еще не щекотало внутри так надсадно, словно все тело кололи сотней еловых иголок. Он опять задремал: перед глазами замелькали закрученные червячками побеги первоцветов, лезущие вверх шишки гиацинтов, стрелы первой в этом году травы...
В саду быстро темнело. С веток то и дело влажно плюхались сугробы. Водосток журчал, как водопад. С запада надвигалась гроза - первая весенняя, уже настоящая. Все утреннее благолепие словно сжалось, скукожилось и на глазах серело, ужималось и таяло. Он смотрел на отражение облаков в стекле двери: сквозь черноту и мелькающие там и здесь молнии виднелся закат - красным глазом, выглядывающим сквозь тучи, щурящимся ему в спину. Хоть так увидел. Снеговик любил закаты. И рассветы. И он смотрел - пока у него еще были глаза. Память утекала в землю, в ноздреватые сугробы, в песок, в котором потом будет возиться его девочка. Летом. Лето. Так ее звали. Последней отчетливой картиной было ее лицо, глаза цвета сосулек, веснушки... Потом он исчез - и его мысли слились с водой, с паром, что уже поднимался кое-где от оголившейся земли, встречающей первые капли дождя. Он знал, что про вчерашний снег никто не помнит - но верил, что она удержит его образ в голове. Только так у них был шанс на новую встречу.