Выбрать главу

электропередачи. У эвакуированных предприятий были нарасхват чехи-

рабочие, особенно заводов «Шкода».

Камбулов помнит каменную школу на углу улиц Октябрьской и Перво-

майской, отданную городом под «Велительстви первниго прапору», то есть

под командование и штаб чехословацкого батальона. На втором этаже в кон-

це коридора был кабинет Свободы, а рядом кабинет Камбулова.

«В небольшой классной комнате, – будет вспоминать в записках

Л.Свобода, – собираются офицеры штаба батальона и командиры подразде-

лений… Здесь и оба советских офицера связи – подполковник Загоскин и ка-

питан Камбулов, прошедшие с нами весь путь от Бузулука» 16. Камбулов ни-

сколько не обижался на скороговорку, с какой автор упоминал в книге его

имя, понимая, как непросто Людвику Ивановичу, теперь Президенту Чехо-

словакии, признаваться в близости к офицеру советской разведки, всю войну

его опекавшему. Чуть приоткрыть их отношения осторожный генерал ре-

шился только в автографе: «Соудругу подполковнику Камбулову Петру Ива-

новичу в память о наших совместных боях за свободу нашего народа пре-

подносит Свобода… 09.01.1962».

Что Камбулову могли припомнить?

В чем упрекнуть?

После войны Камбулов не раз бывал в Чехословакии. Он любил эти по-

ездки за встречи с однополчанами, за роднившую их общую память о мае со-

рок пятого. Со временем, он чувствовал, застольные речи все чаще выгляде-

ли ритуальными; чехов занимало совсем другое. В последнюю поездку, за

год до ввода войск, он слышал от пражан об экономическом кризисе 1962–

1963 годов, об инакомыслии студентов, о появлении в коммунистических

рядах сомневающейся интеллигенции (интеллектуалов). Бурлили не види-

мые глазу подпочвенные воды, на поверхность прорывалось недовольство

диктаторскими замашками партийного аппарата; советской гегемонией в

чехословацкой внутренней и внешней политике. Чехи слишком долго испы-

тывали унижение, наблюдая, как созданное Кремлем в сороковые годы Ин-

формбюро следило за тем, усердно ли в странах Восточной Европы копируют

советский образец, не отступают ли чехи и словаки от единственно возмож-

ной для них модели. А Кремль раздражает, что «приживальщики», то есть

малочисленные народы Восточной Европы, пытаются жить своим умом и

выбирать к общей цели собственные пути.

Особую психологическую напряженность создавала расстановка проти-

воборствующих сил. Инициаторами перемен выступали не оппоненты чехо-

словацкой власти, а чаще носители самой власти, многие лидеры партии,

раньше других уловившие общественное недовольство. Ситуацию, как она

складывалась, все труднее было понимать в марксистских категориях «клас-

совой борьбы». Во второй половине и в конце шестидесятых годов чехосло-

вацкие реформы, поддержанные обществом, вынашивались в самих власт-

ных структурах и влиятельная оппозиция им оставалась внутри тех же

структур. Опорой оппозиции реформам была владевшая ее умами, закосте-

невшая в своей ортодоксальности Москва.

Отношения к Москве были деликатной материей.

Будь у чехов и словаков исторический опыт общения с самодержавной

Россией, пусть даже драматический, как у поляков, финнов, прибалтов, ко-

гда-то бунтовавших, дорого плативших за отвоеванную свободу, они бы

лучше понимали большой соседний народ, они бы учитывали другое миро-

восприятие, часто экспансивное, настороженное, иногда мистическое, всегда

непредсказуемое. Но опасными для чехов бывали соседи-немцы, соседи-

венгры, соседи-австрийцы; под их верховенством существовали, к ним при-

сматривались, без иллюзий представляли, что от них можно ожидать. Устоя-

ли перед казавшейся неотвратимой германизацией, сохранили язык предков

и навсегда избавились, казалось, от чужой превалирующей роли в своей

национальной судьбе.

Русские – другое дело.

В Европе не было народа с таким же, как у чехов, восторженным пред-

ставлением о русском народе. Его знали скорее по легендам, нежели по опы-

ту общения. Но слухи о фантастических лесных и сырьевых богатствах, о

драгоценных русских соболях и горностаях, которыми оторачивали свои

одежды европейские монархи, в том числе чешские короли, но слава о хле-

босольстве, о безумной для европейцев щедрости, граничащей с расточи-

тельством и выдаваемой за широту души, усиливали интерес к большому