Выбрать главу

стремление.

Для тебя нетрудно догадаться, с каким огорчением у нас читали разговор чле-

на правительства с «Газетой выборчей» в конце октября. Чистый пример мышления

старого, 21 год назад.

Уже не надо разворачиваться в подробностях. Мы с Юлианкой и с друзьями не

можем дождаться, хотелось бы ноябрь и первую половину декабря вырезать из ка-

лендаря, чтобы тебя обнять уже завтра! А именно сесть за стол и наговориться.

Событий много, сюрпризов тоже. Обоих. . 33

Самое время рассказать о встречах с Александром Дубчеком.

Ни одна осень второй половины ХХ века не потрясала Восточную Евро-

пу таким числом непредсказуемостей, как на исходе 1989 года. Бурлила При-

балтика; протестуя против пакта Молотова–Риббентропа, заключенного

полвека назад, десятки тысяч людей вышли на улицы, взялись за руки, жи-

вой цепью соединили свои страны. А тут поляки первыми из восточноевро-

пейских народов поставили главой правительства человека некоммунисти-

ческих взглядов; немцы начали ломать берлинскую стену, а главы стран, чьи

войска входили в Чехословакию, признали военную операцию вмешатель-

ством в чужие внутренние дела. Пусть запоздало, но все же!

А под конец года возвращается Дубчек, почти из небытия.

Кто-то заметил, что он из тех народных любимцев, исторических сим-

волов, у которых чистые и прекрасные намерения, массам понятные, ими

поддержанные, приводят к результатам, противоположным задуманному.

При нем людей оставил страх, к нему потянулись, за ним пошли с душевным

подъемом, но что-то он недоучел, не просчитал. И все закончилось вторже-

нием войск, гонениями, эмиграцией, двадцатью годами национального уни-

жения. Одна из причин просчета, возможно, в том, что в исторической памя-

ти Дубчека и его окружения – личность Томаша Масарика, а в исторической

памяти Брежнева и окружения – личность Иосифа Сталина. В разделенном

надвое мире оба коммуниста, Брежнев и Дубчек, были по одну сторону, но

историческая память давала импульсы каждому свои.

В 1975 году к Дубчеку в Братиславу приезжал Зденек Млынарж. Они

встретились в загородном доме; Млынарж предложил Дубчеку спуститься к

лесному озеру: на воде не так опасны подслушивающие устройства. Когда

они поплыли, следившие за Дубчеком агенты столкнули в воду лодку, но

приближаться к пловцам не решились. Как мне потом расскажет Млынарж,

из лодки им закричали: «Долго еще собираетесь плавать?!» «Ничего, мы еще

молодые, а вы в лодке, чего вам?» Когда мы отплыли далеко и чуть сбавили

темп, спрашиваю Дубчека: «Саша, ты вообще-то чего хочешь?» Он говорит:

«Главное, партия должна сказать, что я не контрреволюционер и ни в чем не

виноват. Пусть меня реабилитируют, сделают хоть секретарем райкома,

остальное буду добиваться сам» 34.

Он оставался обиженным ребенком; не было для него ничего слаще,

чем милость обидчиков, готовых снова его принять в свои игры. И это в то

время, когда люди писали на фасаде домов: «У нас все театры бастуют, толь-

ко КПЧ продолжает играть…» В Болонье итальянские коммунисты привели к

гостинице, где Дубчек остановился, две тысячи человек. Толпа скандирует:

«Вива, Дубчек!» У него на глазах слезы. Он уверен, что так к нему относятся

во всем мире. И был страшно горд, когда университет в Болонье сделал его

почетным доктором наук и надел на него черную мантию. «Я не хотел его

ранить, – скажет мне Млынарж, – и не стал говорить, что в Болонье дают

звание почетного доктора всем подряд. Дали это звание и Муссолини за 25

страничек текста о Макиавелли, которые тому написали помощники. А у

Дубчека даже такого текста не было. У меня сердце сжималось смотреть, как

он стоит, одинокий и нелепый, в черной мантии, и плачет».

В начале января проездом в Карловы Вары я остановился в Праге. Мои

приятели, с Дубчеком хорошо знакомые, попросили его принять корреспон-

дента «Известий». Это было через несколько дней после его избрания пред-

седателем Федерального собрания. Почти в то же время Вацлав Гавел стал

президентом республики. Два предновогодние эти назначения (28 и 29 де-

кабря) гасят неутихавшую забастовку пражского студенчества; «бархатная

революция» завершилась без пролития крови.

Познакомиться с Дубчеком была большая честь; он вызывал симпатию,

я видел в нем мягкого, доброжелательного, артистичного человека, врож-