рок последних лет царит мир, им обидно, что «именно в эти мирные годы
наши граждане теряли и продолжают терять ощущение, что земля, на кото-
рой они родились, на которой трудятся и воспитывают детей, по отношению
к которой у них есть твердые обязанности, является их родиной» 5.
В середине декабря 1989 года Млынарж прилетел в Москву и встретил-
ся с Горбачевым, Генеральным секретарем ЦК КПСС. А после приехал ко мне
домой, возбужденный, с сияющими глазами. Я не позволял себе вопросы, ко-
торые могли казаться неделикатными, но когда мы вышли на балкон и
смотрели на город с восемнадцатого этажа, Зденек сказал:
– Знаешь, он человек чрезвычайных способностей, готов прислуши-
ваться, совсем не авторитарный. Удивительно, как человек такого склада
мог подняться до высшего поста. За эти годы он стал осмотрительнее и муд-
рее. Хорошо, что с ним рядом Раиса, она плохого не посоветует.
За крышами домов виднеются залитые вечерним солнцем Сокольники.
Зденек ищет глазами их с Горбачевым общежитие на Стромынке, бывшую
казарму петровских времен. В общежитии жили и их будущие жены Раиса и
Ирэна.
– Однажды Мишка взмолился: «Ребята, вы все про балет да про балет, а
я в жизни не видел балета. Возьмите меня в театр!» Там, в столовой общежи-
тия, Михаил и Раиса гуляли свадьбу. Я приехал из Праги, пришел на свадьбу
в новом костюме и уронил на брюки кусочек масла… С этого началась моя
запятнанная репутация!
Не знаю, импровизирует ли Зденек, или перебирает в памяти утренний
разговор с Горбачевым, но без всякого перехода он заговорил о марксизме,
который оба изучали как единственно верное учение. Теперь это для него
один из возможных подходов к общественным проблемам. Вопросы, постав-
ленные Марксом, оказались глубже ответов; вопросы и сегодня волнуют, но
ответы оказались упрощенными, – как во времена французской революции.
– Нас учили, что все решает партия и ее политика. Ничего они не реша-
ют. Они должны давать рамки, в которых могла бы развиваться нормальная
человеческая жизнь. Если она эти рамки суживает, с ней надо бороться.
Возбуждаясь, он говорит, как будто хочет с кем-то доспорить.
– Мне повезло, что я был секретарем ЦК. Знаешь почему? Больше нет
«соблазна 13-й комнаты», я уже знаю, что за той таинственной дверью…
Спохватившись, виновато улыбается:
– Прости, я чувствую себя как человек, который выступает на свадьбе и
рассказывает об опыте своего развода.
В следующий раз я увижу Млынаржа в дождливой Москве в середине
октября 1991 года. Мы будем сидеть на Пушкинской площади, в моем каби-
нете в «Известиях», он снова приедет после встречи с Горбачевым. Двух лет
не прошло, а как все переменилось! Он видел другого, трудно узнаваемого
Горбачева, еще не пришедшего в себя после изоляции в Форосе, крушения
великой державы, после ухода с поста первого президента СССР, обессилен-
ного противоборством с неприятным ему Б.Н.Ельциным. Утешало, что друг
Михаил старался не опускать рук, с ним оставались умные политики, его не
предавшие, и снова кружилась голова от планов, как дальше работать, не ро-
няя достоинства. Млынарж уговаривал Горбачева вместе писать книгу, от-
кровенный диалог о том, что произошло с обоими 6.
Мы говорили о России.
Народное хозяйство продолжало разваливаться, на полках районных
магазинов шаром покати, откормленные продавцы и толпы голодных поку-
пателей готовы вцепиться в глотку друг другу; порядок наводит милиция,
выносящая продукты для себя со служебного входа. Люди уезжают в Изра-
иль, Германию, США; навстречу волне гражданских отъезжающих в обрат-
ном направлении катится волна российских военных; возвращаются по же-
лезной дороге из Венгрии, Чехословакии, бывшей ГДР с танками и артилле-
рией. Солдат высаживают на полустанках; подготовить жилье не успевают,
ставят брезентовые палатки на снегу.
Млынарж не единственный из демократов, еще недавно решительных,
у кого теперь, когда в обеих наших странах победила, казалось, демократия,
в словах и поступках очевидна осторожность. Суждения стали сдержаннее,
действия неторопливее; то ли годы сказываются, то ли прибавилось мудро-
сти. Он не спешит спорить, отвечает в том смысле, что пражские радикалы
тоже причисляют его если не к консерваторам (это все-таки трудновато сде-
лать применительно к его биографии), то во всяком случае, к людям умерен-