сию.
«Цейлон, рай без ангелов», появится, очевидно, весной. Пришлю. Или возьмешь
ее в Праге лично? Извини, Ленька дорогой, что кончу. Почту за пять дней я открывал
и читал полных полтора дня. Люди пишут целые горы писем. Прекрасно, вдохнови-
тельно, удовлетворительно, но тоже катастрофа. Ленька, обнимаю вас всех. Пиши,
что с тобой. Или звони! Твой Юра 12 .
Письмо И.Ганзелки в Москву (10 апреля 1991 г.)
…Наконец-то я одно письмо от тебя получил, спасибо! Оно уже старое, но от
тебя. На нем дата 20.1.1991. Дата почтового штампа в Кисловодске 30.1.1991. И ко
мне в Прагу добралось 7.4.1991. В день рождения моей сестры.
Конечно, больше ты меня обрадовал звонком. Это единственный надежный
способ соединения. Телеграмму, о которой пишешь, я до сих пор не получил. Но основ-
ное, что ты приезжаешь. Надеюсь, что ты привезешь с собою фотографию своего
камина. Все остальное уже писать НЕ НАДО! Скоро мы уже повстречаемся у нас, с
душой на ладони… 13
Май, 1991 год. Бурлит Староместская площадь; тон задают студенты
Карлова университета; идут с транспарантами в ширину площади и с нацио-
нальными флагами, поднятыми над головами. Молодые интеллектуалы идут
мимо вознесенного над площадью Яна Гуса, он их вечный профессор, учи-
тель на все времена. Здесь избегают произносить пустые слова, но теснее
смыкают плечи, демонстрируют сплоченность. Второй год чехи живут без
российского (советского) патроната и спорят, какая цивилизация, восточная
или западная, им ближе; они делают исторический выбор. Увы, полвека жиз-
ни в коммунальной квартире Восточной Европы с властным и грубоватым
хозяином заставляют крепко подумать. А когда память возвращает к подав-
лению Пражской весны, как все было, сомнения покидают даже колеблю-
щихся. Можно забыть, как тебя обидели, но как унизили, не забудешь.
Я не раз бывал на этой площади, сидел на ступенях у монумента, но
впервые замечаю, что под ногами базальтовая брусчатка, какою выложена
Красная площадь в Москве. Как будто из единого карьера, из той же кам-
нерезной мастерской. Камни под ногами одни, а дороги – в разные стороны.
Мой известинский коллега Станислав Кондрашов в те дни писал:
«…неужели мы, русские, великий народ, так глухи к проявлениям нацио-
нального духа других народов? Неужели не ясно нам, что только широта
подхода, мудрость и понимание со стороны Москвы могут в рамках новой
демократической федерации изжить тот первородный грех, который литов-
цы, латыши и эстонцы усматривают в присоединении их стран к Советскому
Союзу на основе секретного протокола к пакту Молотова–Риббентропа?» 14.
События 1968 года – грех того же порядка.
Между прочим, когда «Известия» предложили Кондрашову, одному из
самых авторитетных журналистов-международников, освещать в газете
ввод войск в Чехословакию, он отказался: «не моя тема». Американист, долго
проработавший за океаном, он не хотел иметь с этим ничего общего. Но с ин-
тересом отправился в весеннюю Прагу 1990 года. И что бросилось в глаза?
«Советское посольство занимает большую территорию в живописном праж-
ском районе. Ограда – само собой понятно. Но поверх ее – колючая проволо-
ка. В братской стране?! Какими глазами смотрят на эту проволоку пра-
жане?»15. Что бы мой друг сказал, увидев наше посольство в том треклятом
августе шестьдесят восьмого, в тройном оцеплении танков, ощетинившихся
жерлами пушек, направленных на чешских женщин, толкающих перед собой
по тротуару коляски с детьми?
Ограда советского посольства в Праге и год спустя по всему периметру
защищена колючей проволокой; напоминает ограду колымских лагерей на
Челбанье, на Мальдяке, на Широком. Мы их видели в 1977 году, сплавляясь с
друзьями на лодках по Колыме. C Вадимом Тумановым осматривали лагеря,
в которых он провел много лет; на Мальдяке услышали, как в дни ввода
войск в Прагу старый рецидивист, не раз сидевший за убийства и разбой,
бродил пьяный по поселку и каждому встречному совал в лицо газету с со-
общением ТАСС о вводе войск: «Ну, полный беспредел!»
Многие люди, не зная этого слова, чувствовали то же самое.
В декабре 1991 года в государственном замке Либлице, под Прагой