вел Советский Союз, для российского народа не были священными. Высо-
чайшее чувство любви и самопожертвования всех охватило только при
нападении гитлеровской Германии; у меня хранятся письма отца с фронта, и
я знаю, о чем пишу.
А советских танкистов в Чехословакии в 1968 году что могло вдохно-
вить, возвысить их души до состояния, которое в Отечественную войну при-
ходило к людям само, не дожидаясь приказов, политбесед, трибуналов? Что
надо «положить конец нарастанию кризиса в братской cтране»? Отвести в
ней «угрозу социалистическим завоеваниям»? Сместить неугодных Кремлю
Дубчека, Смрковского, Кригеля? Опередить чужие армии и вторгнуться в Че-
хословакию?
И свою жизнь отдать за это?
Я помню, как прилетел в Мозамбик важный партийный функционер. На
собрании в посольстве он с гордостью говорил о том, что никогда еще в сво-
ей истории Россия не закреплялась так далеко от Кремля – на южных рубе-
жах Африки. Мы добрались сюда, продолжал он, с военной техникой, воен-
ными советниками, гражданскими специалистами, и не намерены отступать.
Мы пришли навсегда. «Отныне здесь южный форпост нашей Родины!» Его
так распирал патриотизм, что не оставлял времени подумать, зачем русско-
му мужику и его семье «форпост» на бедном чужом материке.
Никто не вправе упрекнуть безответных солдат, выполнявших приказ
командования. Они не ожидали, что чехословацкая армия не будет им ни в
чем препятствовать, станет наблюдать за ними из казарм, и войска НАТО
останутся на своих местах, не двигаясь, не собираясь с ними соперничать. И
полумиллионная армия пяти стран с танками, артиллерией, авиацией, со
всей своей боевой мощью, вторгшись в маленькую страну посреди Европы, к
изумлению чехов и словаков и к полной растерянности российских солдат и
офицеров, не имела представления, что в оккупированной стране делать
дальше. Когда первое оцепенение прошло, их никто не боялся. Вспомним:
люди смеялись над ними.
Такого психического надлома российская армия еще не знала.
С ним придется воевать в Афганистане и в Чечне, а там не чешский
менталитет; войны нам принесут тысячи цинковых гробов и массу солдат,
молодой цвет нации, покалеченный физически и психически.
В феврале 2003 года я прилетел в заснеженный Улан-Батор. С монголь-
скими приятелями Доржи и Очиром мы ехали в машине от аэропорта Буян-
Ухаа по обледенелой дороге в город. Справа от дороги по белой степи брел
караван верблюдов; на первом восседал монгол в традиционном халате
(дэли) и в рыжей лисьей шапке с козырьком, опущенным на глаза. Покачи-
ваясь, он что-то кричал в мобильный телефон и громко смеялся. Может
быть, говорил с Парижем, Лондоном, Прагой – монгольские дети учатся в Ев-
ропе везде. Колокольчики на мохнатых шеях издавали однотонные печаль-
ные звуки; какое-то время они проникали сквозь стекла и слегка заглушали
радиоприемник. Но скоро мы обогнали караван. В машине шел неторопли-
вый разговор, мы не вслушивались в проходящие фоном приглушенные ра-
диоголоса. Вдруг слух уловил знакомое сочетания звуков, мгновение спустя
оно повторилось, отчетливо складываясь в имя, такое неожиданное в мон-
гольской степи. Сидя рядом с водителем, я потянулся к черной панели и кру-
танул рукоятку усилителя звука.
«…В субботу 15 февраля в возрасте 82 лет от эмболии легких в Праге умер
Иржи Ганзелка, знаменитый чешский путешественник, писатель, кинодокумента-
лист. С Мирославом Зикмундом он объехал весь мир. Они написали книги, которыми
зачитывались целые поколения. Их киноархив до сих пор представляет огромную
научную и художественную ценность…»
Разговор в машине смолк.
«…В 1968 году Ганзелка и Зикмунд выступили против вторжения войск стран
Варшавского договора в Чехословакию. На этом их путешествия закончились. У них
отобрали заграничные паспорта. Следующие двадцать лет Ганзелка работал са-
довником, Зикмунд перебивался случайными заработками. Только после бархатной
революции 1989 года их книги вернулись на полки библиотек. Но путешествия по Со-
ветскому Союзу Ганзелке и Зикмунду уже не завершить. И никогда не написать кни-
гу, которой отдали столько сил. Хотя бы потому, что такой страны больше не су-