ночке ни слова – но я понял. Сказать спасибо – это мало. Сто раз я вспоминал тебя,
Макина (он меня даже два раза обрадовал звонком!), Макарова, Виктора Демина, То-
лю Чмыхало 46 . Месяцами я думал о вас всех над трудом, который я с Миреком сдал
вашим товарищам в конце апреля. И потом начал вспоминать по-другому. Скучал я
страшно и до сих пор не знаю, куда деваться.
Дети теперь в южной Чехии при больших прудах и в лесах, под палаткой. Мне
пришлось в промежутках отдать свое грешное тело хирургам. Но кажется, что все
будет в порядке. Будущую неделю я буду отдыхать с детьми. Могу уже купаться
вместе с ними, поснимаю их, посмотришь, когда вернешься в свой второй дом
в Прагу.
В начале августа у меня есть дела, потом недельку позанимаемся с детьми
любительской археологией. С Мацеком 47 пойдем на раскопку гуситской крепости. И с
15 августа придется уже сидеть в Праге и работать 48 .
Леня, милый мой, прекрасное приключение ты с друзьями придумал для Ганич-
ки и Юрочки, но ты, наверное, поймешь: мамы нет. Лишь десять недель мы пробуем
жить втроем. Как мне прощаться с ними на месяц, и как же прощаться им? Десять
дней прошло с нашей последней встречи, и уже 4 письма и две открытки: «Папа, при-
езжай скорей!». Обнимаю тебя, Леня, за искреннее предложение, но в Союз мы прие-
дем только на будущий год, когда будет чуть полегче на душе.
Леня, прошу тебя, передай иркутским друзьям с большим приветом и мое изви-
нение. Писать не успею, во всех моих планах огромный срыв. Но я не забыл и забыть
не могу. Границы нет, дом наш только один! Ленька, приезжай! ПРИЕЗЖАЙ! Твой
Юра.
Отчет о поездке по СССР Ганзелка и Зикмунд передали Новотному, уве-
ренные, что он перешлет, как условились, Брежневу. Но прочитав машино-
писный текст, глава государства заколебался: как бы советское руководство
не заподозрило, будто он разделяет их наблюдения, и тянул время. Путеше-
ственникам пришла мысль отправить рукопись в Москву через советское по-
сольство в Праге, но кто знает, в какой редакции, с какими комментариями
текст попадет по адресу. Ганзелка с пражского почтамта послал телеграмму:
«Москва, Кремль, Брежневу. Доклад подготовлен, просим сообщить, когда и
каким образом передать…»
На второй день Зикмунд приехал к Ганзелке в Прагу, к ним нагрянул
советник-посланник И.И.Удальцов, второй человек в советском посольстве.
«Вы что себе позволяете?! Вы должны были прийти к нам в посольство, и мы
бы послали шифровку в Москву». «Если бы мы пришли в ваше посольство,
Брежнев нашу телеграмму не получил бы никогда», – оба отвечали ему. В по-
сольстве такого не прощают.
Ответа из Москвы не было.
Весной Зикмунд работал у себя в саду в Готвальдове, когда услышал
крик сына Саввы: «Папа, быстро, быстро! На проводе дядя Иржи».
Оказывается, Брежнев уже дней пять в Праге, звонили из Дворца съез-
дов: нужно срочно передать ему рукопись, через час он едет в аэропорт. Ир-
жи задыхался: «Даже если бы за тобой прислали вертолет, мы бы все равно
не успели! Столько дней в Чехословакии и позвонить в последний час, будто
мы его холопы! Ходить на кабана у него есть время! Я не хочу с ним встре-
чаться…»
«Ирко, Ирко, – сказал я, – подожди, не кипятись. Все-таки пойди, вручи
ему папку, но дай понять, что мы об этом думаем» 49.
Ганзелка поехал во Дворец съездов. Брежнев принял папку, как ни в чем
не бывало, повторив, что непременно прочтет, пригласит для разговора.
Возможно, прочти он вдумчиво эту рукопись, подумай он о будущем страны,
как его видят два просвещенных чеха, которые много чего на свете повидали
и могли сравнивать, перестройка в СССР началась бы раньше, чем к власти
пришел М.С.Горбачев. Но читать Леонид Ильич не любил, сто семьдесят три
машинописных страницы оказались для него непосильными, да и времени
не было. Он передаст папку с рукописью своим помощникам, те будут читать
в состоянии шока: такого глубокого, откровенного текста о Советском Союзе
у них перед глазами никогда не было. Об этом они могли шептаться между
собой как о самой большой государственной тайне, но чтобы журналисты!