иностранцы! все это увидели! и им на эти вещи открывали глаза! – это было
невыносимо. Путешественники представления не имели, какая суета нача-
лась в Москве вокруг их имен.
Письмо М.Зикмунда в Иркутск (18 февраля 1966 г.)
Дорогой Леня, эта карточка тебе уже давно известна 50 , но мне хочется черк-
нуть тебе несколько слов, поблагодарить тебя за привет к Новому году и за теле-
грамму, которая меня очень обрадовала. Лучше было бы поговорить по душам как
последний раз, но…
Может быть, что мы скоро полетим на несколько дней в Москву, ждем только
сообщения из ЦК КПСС, но из Москвы в Иркутск далеко, далеко – и как нам теперь
нужно сидеть, сидеть и писать. Выбросить все из головы, чтобы она была готова
воспринимать новые впечатления. Обнимаю тебя. Мирек 51 .
При всем своем чутье на людей Ганзелка и Зикмунд бывали наивны,
как дети. Им казалось, что читающий эту их рукопись поймет, не может не
понять, их доверительный тон как глубокое уважение к собеседнику, как
уверенность в его способности понять, что стоит за их откровенностью и
бесстрашием. А стояла за этим их искренняя любовь к советским людям, она
пришла к ним за два года странствий по необъятной стране, и теперь, они
надеялись, навсегда. Это чувство только усиливалось состраданием к тому,
что пережил народ, никогда в своем развитии не знавший буржуазной демо-
кратии; cтрашная сталинская диктатура повлияла на этику людей, на их
частную жизнь, на их взаимоотношения, но сами люди, другого не видевшие,
системой замкнутые в самих себе, ограниченности своих возможностей не
замечают. Никогда не видевшим света как понять, что живут в темноте?
Некая же наивность их впечатлений о советских людях объяснялась не
столько врожденной деликатностью, сколько их искренней верой в лучшее,
что есть в каждом человеке. Нелегко им было установить границу, отделяю-
щую естественное радушие людей от не раз встречавшегося другого «раду-
шия», которое готовили местные партийные органы в специально назначен-
ных семьях, обычно героев труда, куда накануне их приезда завозили про-
дукты и где со старшими в семье репетировали, учили наизусть идейно вы-
держанные тосты, произносимые «от всей души». Да и зачем им это было
знать, когда толпы разных людей любопытствующими и добрыми глазами
прямо смотрели им в глаза, пытаясь понять их загадку, их особенность, ле-
жащий на них отблеск Европы.
Письмо И.Ганзелки в Иркутск (5 мая 1966 г.)
Ленька дорогой, уже три раза ты обрадовал меня, не получив ответа. Ты хо-
рошо знаешь нашу рабочую программу. Но никогда у меня не было столь нагрузки до
предела, ни столь ответственной работы. А именно в самое критическое время в
личной жизни. Но уже можно сказать: все прошло благополучно. Дети себе избрали
маму (тетинку с первых дней своей жизни). Она и ее муж профессор Вента были мо-
ими самыми близкими друзьями уже 14 лет тому назад. Юра Вента лечил Ганночку
до конца – и несколько недель после нее неожиданно скончался. Оба они очень любили
наших детей. Даже на шесть лет нашей поездки по Азии хотели взять их к себе (сво-
их детей у них не было), когда мы с Ганночкой еще считали съездить вместе. Вот
тебе роман, написать его никто не имел бы отваги. Поверить нельзя. Только жизни
разрешено.
Ленька, милый мой, больше писать не надо, все остальное – мелочи.
Основное: на место Ганночки пришла жена и мать, которая вернула душу
нашему дому и жизни. Ни Ганночки, ни Юры Венты не забываем, не надо. Они оба с
нами, даже сейчас улыбаются на меня с доски моего рабочего стола. Ты хотел сни-
мок детей – вот он, даже вместе с первой матерью. Есть много другого, по делам, о
чем хотелось поговорить. Но тут придется дождаться встречи. После нового
договора ЧССР и СССР встречи стали более реальными. Ждем! Ленька, милый,
привет твоим близким.
И тебя крепко обнимаю. Твой Юра 52 .
Уловив настроения в московских верхах, советское посольство в Праге
теперь тайно отслеживало каждый шаг Ганзелки и Зикмунда, вчитывалось в